Дарья Донцова - Спят усталые игрушки

Аркадий служит адвокатом. Зайка получила диплом института иностранных языков и сейчас пишет кандидатскую. Я же сгоряча бросила службу. Уж очень надоело за долгие годы вдалбливать в ленивые головы студентов-технарей начатки французской грамматики. К тому же устала вставать каждый день около семи и, трясясь от недосыпу, греться о чашку кофе. Первое время просто млела от счастья, спускаясь в столовую около полудня. Дни пролетали словно птицы в блаженном ничегонеделанье. Я высыпалась, ела, читала в невероятном количестве обожаемые детективы и через полгода… обалдела до предела. Оказывается, безделье тоже утомительно. Оглядевшись вокруг, поняла – заняться мне абсолютно нечем. Дети выросли и требуют заботы только в редких случаях. У близнецов имеется дипломированная няня, разрешающая родной бабушке лишь десять минут в день тетешкаться с любимыми внуками. По-моему, после того, как я покидаю детскую, Серафима Ивановна моет Аньку и Ваньку в трех водах, чтобы уничтожить принесенную мной заразу. Утешает только то, что родителей она вовсе не подпускает к детям, грозно заявляя что-нибудь вроде:

– Из города приехали, а там сейчас эпидемия свинки, по телевизору сообщили.

Страшные инфекции роятся в Москве тучами, и ответственная няня полна решимости встать на их пути живым заслоном.

Неработающие женщины, как правило, ударяются в домашнее хозяйство. Но и здесь у меня нет возможности проявить себя. Домработница Ирка, после того как я однажды вычистила ковер в гостиной, гневно схватилась за моющий пылесос и примерно час ездила щеткой по светлому ворсу, приговаривая:

– И кому же пришло в голову елозить по паласу мокрой щеткой! Только грязь развели, неумехи!

Потом Ирка скосила на меня хитрые глаза и заявила:

– Дарья Ивановна, запретите своим покрытия портить… Ежели не знают, как убираться, то и не надо.

Пришлось избегать тряпки и веника, как чумы. На кухню я и вовсе не совалась. Там царствует Катерина, женщина суровая, резкая на язык. Во-первых, скорей всего она меня выгонит, а во-вторых, просто жаль домашних. Они так радовались, когда появилась Катя и я перестала делать яичницы и омлеты. Господь не одарил меня кулинарным талантом, я совершенно теряюсь среди кастрюль. Честно сказать, явных способностей к чему-либо у меня вообще не наблюдается, я не рисую картины, не пишу романы, а пою так, что наши многочисленные животные кидаются наутек. Впрочем, один дар все же присутствует – редкое, невероятное умение попадать в самые разные неприятности. Можете быть уверены: если с подоконника летит кастрюлька с супом, она оденется именно на мою голову. Сколько раз судьба втягивала меня в отвратительные приключения! Вот и сейчас, кажется, в очередной раз влипла, потому что ноги сами несут в сторону Дома творчества.

Железные ворота оказались открыты, никакого секьюрити что-то не видно. Писатели не боялись нападений. То ли красть у бедняг нечего, то ли думают, что всенародная известность убережет их от грабителей.

Длинная дорожка, окаймленная с двух сторон начинающими подтаивать сугробами, вывела прямо к двухэтажному зданию с белыми колоннами. Дом походил на барскую усадьбу девятнадцатого века, построенную в стиле классицизма – центральная часть и два одинаковых крыла. Но на фронтоне виднелись выполненная из гипса открытая книга и выбитые цифры – 1955. Входные двери поражали великолепием – огромные, дубовые, с тяжелыми, почти метровыми бронзовыми ручками.

Я еле-еле открыла створку и втиснулась в огромный холл. Тишина. Справа – гардероб, слева – огромный буфет, забитый посудой, и стойка портье. Впереди несколько диванов, мягких кресел, напольные часы, полы устланы слегка потрепанными красными дорожками. Так и хочется поставить в конце этой красоты трибуну с графином. Чуть поодаль поднималась вверх лестница из белого мрамора с широченными перилами.

В гробовой тишине раздались странные хрипящие звуки, потом словно зазвякали старые сковородки и послышался кашель. Невольно вздрогнув, я обернулась и облегченно вздохнула – старинные часы, идеально воспроизводя бронхиальный спазм, пытались пробить обеденное время. За спиной послышалось вежливое пофыркивание, я вновь обернулась. Из коридора неспешным шагом выплывала большая лохматая собака. Крупная голова с висячими ушами и густая черная шерсть наводили на мысль о родственниках, принадлежащих к породе черных терьеров. Тонкие длинные ноги намекали о присутствии в роду доберманов. На всякий случай я заискивающе зачастила: