Дарья Донцова: Вынос дела

Одна я ничего не делаю. Ну совершенно ничего.

Талантами не обладаю, петь, писать, рисовать и ваять не умею, а шитье и вязание вызывают нервную почесуху. Готовит у нас кухарка Катерина. Конечно, можно слегка подвинуть ее у плиты и удариться в кулинарию, но, честно говоря, жалко домашних. Картошка у меня всегда разваривается, пироги подгорают, а мясо делается жестким, словно кирпич. Уют в доме наводит домработница Ирка, а с моими внуками, близнецами Анькой и Ванькой, возится няня Серафима Ивановна. Меня она к ним не подпускает, впрочем, Ольгу с Аркадием тоже. Дети выдаются родителям всего на полчаса в день, закрыта детская и от тети.

– Ты, Машенька, должна понять, – втолковывает старушка, – в школе гнездятся ужасные инфекции – корь, ветрянка, коклюш, свинка… Хочешь посмотреть на племянников, надевай стерильный халатик.

– Вообще-то она права, – бормочет Манюня, намывая руки, – к маленьким всякая дрянь постоянно липнет. Вот детенышей обезьян, например, стараются лишний раз на улицу не выносить.

Так что, сами понимаете, делать мне решительно нечего, остается читать детективные романы. Всяческие тайны, убийства влекут меня чрезвычайно. И вот сейчас вдруг представляется шанс поучаствовать в расследовании преступления!

– Ну что, решила? – поинтересовался Александр Михайлович.

– Ладно уж, так и быть, выручу. Хотя, честно говоря, очень занята, и мне немного не с руки.

– Вот видишь, – удовлетворенно хмыкнул Дегтярев, поворачиваясь к Андрюшке, – я же сказал – услышит про дело и тут же побежит босиком по снегу. А ты не верил, думал, испугается!

Дома я принялась лихорадочно листать телефонную книжку. Кто может поближе познакомить с Олегом Андреевичем? Собственно говоря, я его знаю. Андрюшка прав, пару раз мы сталкивались на банкетах. Помню его покойную жену Валентину, красивую, статную, молчаливую женщину. Как-то оказались рядом во время концерта Растроповича. Меня удивило, что все три часа, пока главный эмигрант Страны Советов играл на виолончели, Олег Андреевич держал супругу за руку. Честно говоря, слегка позавидовала – прожить вместе столько лет и сохранить остроту чувств. Потом в газете промелькнуло сообщение о смерти Вали, буквально через три месяца Харитонов вновь пошел в загс. Немедленно заработала машина слухов. Газета «Экспресс» тут же опубликовала статью под заголовком «Безутешный муж». На несчастного Олега Андреевича вылилось ведро грязи. Якобы Валентина последние годы тяжело болела, и их брак превратился в чистую формальность. Место в кровати возле депутата прочно заняла некая Татьяна, работавшая у него переводчицей. И после смерти жены он оформил их отношения.

Харитонов никак не отреагировал на сообщение, но примерно через месяц газета «Семья» напечатала большой «подвал», где новая жена Харитонова предельно честно рассказала историю своих отношений с депутатом.

Да, они много лет вместе. Их дочь Варвара уже школьница. Но Олег Андреевич не хотел развода с Валентиной. Первая супруга была тяжело больна, и он считал невероятным свинством бросить спутницу жизни в подобной ситуации. Танечка принимала позицию любовника, ничего не требовала ни для себя, ни для дочери, держалась в тени, и об их взаимоотношениях знали лишь немногие особо доверенные люди. Когда в конце концов болезнь доконала Валю, Олег Андреевич поторопился узаконить гражданский брак с Танюшей. Вот и вся история. Депутат выглядел абсолютно порядочным мужчиной, новая жена – интеллигентной, любящей женщиной. Валентина – несчастной калекой… Скандал затих, не успев разгореться.

Таню я никогда не встречала. Она принципиально не посещала никаких мероприятий, даже тех, в приглашении на которые стояло – «с супругой». Дама-невидимка. Злобные сплетницы поговаривали, что будто бы у второй мадам Харитоновой безобразная внешность, огромное родимое пятно на щеке, сутулая спина и ноги кавалериста.

Телефонный звонок прервал раздумья.

– Дашка, привет, – зачастил в трубку высокий, нервный голос.

– Привет, – машинально отозвалась я, не узнавая говорившую.

– С трудом твой номер нашла, спасибо Ленька Мамонтов подсказал, – продолжала неизвестная женщина.

Она говорила быстро, слегка задыхаясь, словно на бегу.

– Небось гадаешь, кто звонит?

– Ну, в общем…

– Ха, Зоя Лазарева.

– Зоинька, – обрадовалась я, – сколько лет, сколько зим, как поживаешь?

С Лазаревой мы учились в одной группе. Поступали в иняз одновременно, и обе, без всякого блата, получили «отлично» на экзамене по-французскому. Вещь почти невозможная для абитуриентки данного института. Даже девочки, занимавшиеся с лучшими репетиторами, получали не больше четверки. Пятерки там ставили лишь своим, внесенным в разнообразные списки – от ректора, от декана, от парткома. Простому человеку попасть в иняз было практически невозможно. Для этого нужно было либо обладать связями, либо заплатить огромную сумму.