Ирина Хрусталева - В постели с мушкетером

— Извините, что перебиваю, но ведь судья выносит приговор согласно проведенному расследованию и заключению следователя, — заметила Алиса. — Он-то здесь при чем?

— И это говоришь мне ты, юрист по образованию? Уж кому-кому, а тебе хорошо должно быть известно, что судья обязан как следует ознакомиться с делом, разобраться во всем досконально, прежде чем выносить приговор. В ходе расследования было много нарушений, а он закрыл на это глаза. Изнасилованная девушка прибежала в милицию, заявила, что только что на нее напал какой-то парень в клетчатой рубашке. Те поехали на место, увидели Виктора в такой же рубашке и схватили его. Девушка с испугу и из-за рубашки этой проклятой признала в нем насильника, а они и рады стараться, быстренько в камеру посадили невиновного человека. Небось еще долго гордились своей оперативностью, — горько усмехнулась Мария Васильевна. — Ведь они преступление раскрыли по горячим следам! А девушку домой отпустили, вместо того чтобы к врачу ее отвезти, освидетельствовать. А когда хватились, поздно уже было. Ведь в первую очередь должны были сравнить анализ спермы, а этого не сделали. Разве это не нарушение?

— Очень грубое, даже недопустимое, — согласилась Алиса.

— Вот и я о том же говорила судье, только он меня не услышал. Гнать таких судей надо, по моему разумению, только кто к нам прислушается? Мы ведь не олигархи, у которых мешок денег, а простые люди, быдло для них.

— Зачем вы так, Мария Васильевна? Мне приходится защищать людей из разных слоев общества, и я ко всем отношусь одинаково. Для меня клиент — это клиент, и совсем неважно, кто он, олигарх или шахтер.

— Сказки прибереги для своих будущих внуков, будешь им рассказывать, когда на пенсию пойдешь, — отмахнулась та. — Да и неинтересно мне это теперь. Ничего уже не исправить. Отсидел мой сын три года, а потом, когда настоящего насильника поймали, его отпустили. Извинения принесли, конечно, только кому они нужны, если жизнь у человека уже поломана? Вернулся Виктор из тюрьмы совсем больным, туберкулезом там заболел. Но дело, конечно, не в этом, от туберкулеза сейчас лечат, а вот… — Женщина замолчала, встала, вытащила из полки аптечку и положила под язык таблетку валидола. — Сердце у меня в последнее время пошаливает, — пробормотала она, снова присаживаясь к столу. — Известно, как относятся в тюрьмах к насильникам и что там с ними делают, — продолжила она свой рассказ. — Вот и над Виктором, видно, поиздевались вволю. Он, конечно, ничего мне не сказал, но разве материнское сердце обманешь? Видела я, как ему тяжело было, только помочь ничем не могла. Вечером лягу, наплачусь в подушку, чтоб не увидел никто, а утром снова улыбаюсь, хорошее настроение в доме создаю. Жена его даже к психологу возила, только после этого ему еще хуже стало. Помаялся мой сын, помаялся, да не выдержал: руки на себя наложил.

— О господи! — прошептала Алиса, с испугом бросив взгляд на фотографию молодого человека, стоявшую на комоде.

— Да, это он, Виктор, — подтвердила Мария Васильевна, перехватив ее взгляд. — А вот там, на стене, вся его семья в полном составе, жена и двое сыновей. Этот снимок они в Сочи сделали, в отпуск туда ездили, у нас там родственники живут. Как раз тем летом все и случилось, из отпуска приехали, а через две недели Витю арестовали. Не прошло и года, как муж мой умер — рак головного мозга. Врачи говорили, что на нервной почве. У него после того, как сына похоронили, постоянно давление поднималось, а потом и опухоль образовалась. Сноха моя во второй раз замуж вышла и уехала в Чехословакию, вместе с новым мужем и детьми. Осталась я совсем одна — ни сына, ни мужа, ни внуков. И такая меня злоба взяла, так она меня заела, что решила я отомстить, да так, чтобы, как и мне, негодяю небо с овчинку показалось. Думаю, посажу Князева ни за что, пусть как мой сын мучается.

— Мария Васильевна, ради бога, простите, что я опять перебиваю, только никак не пойму: при чем здесь Дмитрий Князев? — спросила Алиса.

— Судьей, осудившим моего сына, был его отец, Князев Анатолий Иванович.

— Отец Дмитрия — тот судья?! — ахнула Алиса.

— Был судьей, теперь он уже три года на пенсии, во Франции живет, у старшей сестры. Я много времени потратила, чтобы найти его адрес, хотела уже телеграмму отослать, сообщить, что сын его за решеткой, да что-то остановило меня. Ладно, думаю, потом отправлю, после суда, когда уже поздно будет что-то сделать. Пусть, думаю, испытает все прелести своего бессилия, когда своему ребенку ничем помочь нельзя!