Хелена Секула - Туз пятой масти

– Не волнуйся, этот парень хорошо воспитан, можешь без страха представить его своей семье и даже самым аристократическим знакомым. Ты об этом беспокоилась?

– Об этом, – призналась я. Он принял меня за мелкотравчатую мещанку, которая трясется от страха, что придется принять в свой дом невоспитанного типа. – Поэтому предупреди его, что время от времени, не слишком часто, ему придется сиживать за изысканным ужином или что-нибудь в этом роде. С другой стороны, надеюсь, он не станет нам навязываться, поскольку я отдаю в его распоряжение комнату, а не целый дом!

– Не волнуйся, он человек тактичный.

Нет, Мишура не разгадал мой замысел, куда ему! Условия выглядели совершенно естественно, меня даже встревожила покладистость Мишуры. Вот именно: почему ему так понравилось, что я собираюсь ввести в свет его протеже?

Формальности с автомобилем я уладила сразу же, а вот переселение к нам «кузена старинного друга» отложила на послеотпускное время. Банащак очень расстроился, ему хотелось организовать все как можно скорее.

– В сентябре муж надолго уедет, тогда автоматически снимается вопрос о том, что твой парень будет ему мешать, – объяснила я.

Мишуру это удовлетворило. Он ведь не знал Адама, не знал, что подобные возражения не пришли бы тому в голову. А мне требовалось время, чтобы разузнать побольше об этом художнике.

Банащак свое слово сдержал, больше не появлялся у нас и даже не звонил. Я постепенно привыкала к своему новому положению, но тут начались проблемы с Доротой.

Я совершенно не понимала и не понимаю до сих пор, что с ней происходит. Она съехала на тройки, ходила рассеянная, подавленная или, наоборот, болезненно возбужденная.

Иногда мне казалось, что дочь таит на нас страшную обиду, но списывала свои ощущения на собственные расстроенные нервы. После заключения договора с Банащаком я очень изменилась. Сумею ли когда-нибудь вернуть себе покой?

А теперь еще и дурацкий конверт из страховой компании совершенно выбил меня из колеи. Подавив страх, я впала в бешенство. Сперва схватилась за телефон, чтобы устроить Банащаку скандал, но сразу же положила трубку. У нас большая вилла, из-за этого пришлось поставить еще два параллельных аппарата. Все дома. Если кто-нибудь даже случайно возьмет трубку, может стать свидетелем нашего разговора.

Мне приходится таиться даже в собственном доме, но на будущее я сделаю все, чтобы предупредить подобные сюрпризы. Я сунула страховой полис в сумочку и помчалась в «Омар». К счастью, Банащак оказался на месте.

– Что случилось? – от него не укрылась моя ярость.

Я швырнула ему конверт.

– Ты нарушаешь наше соглашение!

– Прошу прощения, – сказал он, разобравшись в сути дела. – Страховые агенты живут на проценты с каждого договора, и в транспортной инспекции переписывают всех новых владельцев. Я просто забыл застраховать машину.

– Если такой промах повторится еще раз, можешь на своих планах поставить крест. И последствия меня не волнуют, потому что в этом случае все и так выплывет на свет божий! – Ярость моя была непритворной.

– Ничего подобного больше не случится. – Меня удивила его покорность. – Тебе пришлось пережить неприятные моменты, когда ты объясняла мужу, откуда взялся полис?

– Пока объяснять не пришлось.

– Скажешь, что полис прислали по ошибке. Боже! Этот мерзавец смеет мне советовать, что и как солгать Адаму! Лучше ему замолчать, иначе я за себя не ручаюсь…

– Сейчас сюда придет Омерович. Познакомишься с паном Казиком, своим будущим жильцом.

Действительно, такого знакомства можно было не стыдиться: молодой, красивый мужчина, очаровательные манеры. В моих глазах у него был всего один, но непростительный недостаток: он был протеже Банащака. Работал он в Спиртовой Монополии в Езерной.

– На спиртовом заводе? – Мне показалось, что я ослышалась.

– Вас удивляет, как это художник может работать в винно-водочной промышленности. Еще как может! Я занимаюсь дизайном этикеток. Экая проза, правда?

Дома пришлось сообщить о новом жильце. Мне было очень тяжело. Теплым вечером мы сидели на террасе, в траве мерцали светлячки. Дорота привезла с каникул четырех и выпустила у нас в саду – прижились.

Я знала, что без особых усилий смогу уговорить своих близких принять Омеровича. И Адам, и Дорота добросердечны, в них не было эгоизма, разве что совсем немного, чтобы выжить. Оба частенько шутливо говаривали: любя общество, не забывай о собственной личности.