Наталья Никольская: Жертвы Сименона

Парень, уже освободившийся от своего «крутого» плаща и даже ослабивший узел галстука, расплылся в широкой улыбке. В этот момент поезд дернул, и почти одновременно по ковровой дорожке коридора глухо простучали каблучки. Дверь купе широко распахнулась, и мы увидели еще одного пассажира. Вернее, пассажирку.

От неожиданности я едва смогла удержать возглас удивления. Это была она – роскошная женщина по имени Айседора!

Все в том же белом шарфе, соскользнувшем с волос, она неуверенно остановилась на пороге и обвела купе своими ультрамодными узкими очками, за которыми было совершенно не видно глаз.

– Здравствуйте… Чуть не опоздала… Шестнадцатое место здесь?

Красивое грудное меццо незнакомки звучало глуховато, как голос человека, который долго плакал.

Мы одновременно ответили «да», но, в отличие от меня, Андрей забыл закрыть рот: его челюсть так и осталась в нижнем положении.

– Е-мое! – наконец выдохнул он. – Ну и везуха тебе сегодня, Дрюня: как барбос среди роз…

Опомнившись, бизнесмен подскочил с места.

– Проходите, проходите, девушка! Так вы тоже с нами? Класс! Значит, у вас шестнадцатое? Давайте ваш чемоданчик, я его пристрою… Но я не могу допустить, чтобы такая девушка лезла на верхнюю полку! У меня нижняя, мы с вами, конечно, поменяемся.

– Спасибо. – Женщина безропотно отдала ему чемодан; по-моему, она сделала это совершенно машинально. – Мне, правда, абсолютно не важно, какая полка… Но все равно спасибо!

Она достала сигареты и, не обращая никакого внимания на суету, воцарившуюся с ее появлением, швырнула сумочку на нижнюю полку – ту самую, которую широким жестом предложил ей Андрей.

– Извините… – И чудное виденье исчезло в вагонном коридоре так же неожиданно, как возникло.

Мы переглянулись с Дрюней, который выглядел совсем обалдевшим. Глупо, конечно, но это меня задело: ведь этот тип только что был не прочь приударить за мной, но стоило появиться другой юбке… Ну, правда, не юбке, а великолепному брючному костюму, который, если честно, сидит на этой барышне лучше, чем на любом манекене, но разве это меняет суть дела?! Тем обиднее!

Только-только я хотела интеллигентно съязвить по этому поводу, как мое внимание переключилось на новый персонаж. Видимо, он появился одновременно с девушкой, однако, занятые ею, мы не заметили его на заднем плане, в коридоре. По правде говоря, в том не было ничего удивительного. Последний, четвертый пассажир купе был ничем не примечательный с виду мужчина лет сорока-сорока пяти. Лысоватый, в помятом костюме, довольно высокий, но изрядно сутулый и оттого кажущийся приземистым, он производил впечатление дремучего провинциала и крайне застенчивого человека. Скромно поздоровавшись, он забросил спортивную болоньевую сумку на свою верхнюю полку и тоже отправился курить об этом мне сказали оттопыренный карман его пиджака и сногсшибательный запах «Космоса», которым этот парень был пропитан весь.

Андрей, которому как-то вдруг стало скучно в моем обществе, тоже извлек пачку «Кэмэла» и выскользнул в коридор. Не надо было быть психологом с ученой степенью, чтоб догадаться: он горит желанием утешить очаровательную попутчицу-блондинку.

Оставшись одна, я вздохнула и углубилась в меланхолию под перестук вагонных колес. Глядя за окошко, на проплывающие мимо столичные окраины с многоэтажными домами-»коробочками» и зелеными массивами парковых зон, которые художница-осень уже тронула своей яркой кистью, я вдруг поняла, до чего же соскучилась по дому и по тем, кто меня там ждал. По ребятишкам – Лизоньке и Артуру, по своей неухоженной, расхристанной квартире, забитой ненужными, но такими милыми вещами, по привычному человеческому кругу и привычному укладу жизни – без этих дурацких докладов, семинаров и «круглых столов», без этого ужасного распорядка дня и вечной отвратительной спешки, когда все впопыхах, все по минутам…

Подумать только: всего неделю назад, собираясь на международный симпозиум психологов, я так мечтала вырваться из этих тисков обыденности «на свободу», сменить обстановку, «развеяться»! Мечтала отдохнуть от вечных занудных моралей Козакова и даже от вечной Полининой опеки… И вот, через каких-то семь дней, мне больше всего на свете хочется услышать голос моей дорогой сестрицы! Ну, хотя бы: «Я с тобой с ума сойду, Ольга!». Или: «Какая же ты бестолковая, Ольга!».

Я даже вытерла скатившуюся по щеке слезу – до того меня одолела ностальгия по Тарасову. Вот приеду завтра, Полина с детьми встретит меня на вокзале и, наверное, сразу увезет на дачу – ведь суббота! А там сейчас так хорошо… Погода стоит прохладная, но не холодная – словом, настоящая сентябрьская погода. И, главное, почти никакой работы, не надо ничего сажать, полоть, окучивать и собирать, можно будет вдоволь отоспаться на свежем воздухе за весь симпозиум. Как это все-таки замечательно: проснуться не по распорядку, а от веселого щебета птичек за окном и от потрясающего запаха яблочного пирога, наполнившего собой весь дом… Ты еще нежишься под одеялом в предвкушении нового дня, безоблачного и беззаботного, и тут заходит Полина и говорит…