Сан-Антонио - Волк в бабушкиной одежде

– Не дрейфь, – перебиваю я, – я был штурманом в армии. В дорогу! Эта страна начинает мне надоедать!

– А они? – осведомляется Берю, указывая на Эльзу и Обалдука.

– Оставим здесь. У меня нет привычки добивать пленных.

– После того, что сделала эта девка?! – возмущается Толстый.

– Вот именно, у нее будет время поразмышлять! Пока их отыщут в этом забытом богом углу, сквозь их каркасы прорастут грибы, не так ли, мой ангел?

Я наклоняюсь и целую ее. Эльза в полной прострации. У нее нет сил даже протестовать.

– Хороша крошка, – оценивает Гектор, – если бы кусочек времени, я бы охотно...

– Целомудрие узницы так же священно, как ее жизнь! – возмущаюсь я. – Отваливаем!

Сильно болтает, и я в какой-то момент думаю, что карбюратор объявит развод коробке скоростей, но должен тем не менее признать, что Гектор выкручивается вполне прилично.

– Похоже, что он управляется с этой керосинкой всю жизнь! – признает Берюрье...

– Говорят, "управляет вручную ножным управлением", – исправляю я.

– Говорят так, как знают! – протестует его Толстячество, фыркая.

Чтобы скрыть презрение, он хватает французский еженедельник из бардачка жужжалки. Гектор объясняет, что это газета, которую он купил перед отъездом из Франции. Берю начинает листать ее и вдруг орет как резаный.

Требуем в чем дело и он указывает на маленькую рубрику в разделе брачных объявлений. Я читаю вслух:

"Дама за тридцать в процессе развода, но ненавидящая одиночество, рассмотрит предложения о новом замужестве с мужчиной от двадцати пяти лет, желательно зажиточным. Писать в газету на имя Берты Пуальфу".

– Ну и что? – удивляюсь я. – Тебя-то чем это касается?

– Так это же Берта, моя жена! – багровеет Величайший, у которого от натуги отскакивают четыре пуговицы на ширинке. – Ее девичья фамилия Пуальфу! Ах, с..., она не теряет время! Уже подала на развод и ищет себе голубка! Извините, возраст-то какой: двадцать пять годков! Мадам желает молочного поросенка! Лучше бы я стал папой римским, чем тащить в мэрию этот кусок жира с дерьмом.

– Утихомирься! – успокаиваю я его. – Аппарат и так перегружен. Если ему еще придется тащить на себе твой раж, мы все окажемся на газончике.

– Господа, это лучшее наше дело, достойное быть записанным в скрижали. Нейтрализация двух таких мерзопакостных банд, как Артуро и Обалдука, произведена в самый нужный момент. Пино, я имею удовольствие сообщить вам, что вы восстановлены в кадрах навечно.

Нужно ли уточнять, что мы находимся в бюробинете Старика и что сам он и квакает?

Старая Рухлядь разражается рыданиями! Восстановлен! Он! Целый год сожалений и упреков тут же испаряется.

Он рожден был легавым, наш Пино. И умереть должен легавым. Отставка хороша для генералов. Гектор, участвующий в разговоре, делает козью морду.

– Очаровательно, – говорит он, – если я правильно понимаю, агентство сваливается на мою шею?

– Оно остается в хороших руках! – сообщает Пинюш. – И потом, я буду помогать вам после работы.

– А почему это Берюрье не с вами? – интересуется Старый Хрыч. – Поскольку он разделял опасности, мне бы хотелось, чтобы он разделил и триумф.

– Он разводится, начальник! Брови Хрыча вздымаются.

– Он!

– Его китиха начинает заново. Такова жизнь. Он был слишком добр и терпелив, когда-то это должно было произойти...

– Храбрый малый, надеюсь он нормально переживет трудное время.

Старик похлопывает пол-листа, лежащие перед ним.

– Жаль, что вы не смогли прибрать и вторую половину, – вздыхает он, – терпеть не могу неразгаданных загадок, но, в конце концов, то, что у нас есть половина, означает невозможность применения формулы, это основное. Господа...

Он поднимается с протянутыми руками. Пожимаем его двенадцать пальцев и эвакуируемся в кабак напротив в надежде застать там Берюрье. Но Берю там нет.

– Да не строй ты морду, – шумит Гектор, – можно подумать, что не получил только что поздравлений от старого Шпрунца!

– Не нравятся мне расследования, которые кончаются столькими вопросами, кузен. Ты же знаешь, у меня тонкий вкус.

– Где ты видишь вопросы? – интересуется Тотор.

– Примо, где вторая половина формулы?

– Ах, признаться...

– Хорошо, я хотел бы еще знать другие вещи: место, где Симмон прятал формулу; почему он покончил с собой, где папаша Фуасса держал свой куш (ничего ведь не нашли), и, наконец, почему команда Обалдука считала его виноватым после смерти дамы Ренар...