Ольга Степнова - Щит и меч Венеры

— Пойдем! — он подтолкнул меня к кухне.

Наверное, будет меня убивать, тело спрячет в фибровый чемодан, а сам поселится в моей девичьей трехкомнатной келье…

— Господин, товарищ Подьеблонский, пожалуйста, отпустите меня, я ни в чем перед вами не виновата, а если и виновата, то очень немножечко…

— Подъяблонский!! — вдруг заорал он. — Делай ударение на букву «я»!! А лучше, зови просто Яшей. У тебя можно курить?

Нет, убивать не будет. Разве у жертвы спрашивают разрешения покурить?..

— Курите-курите, — елейно ответила я и зачем-то включила чайник.

— Мне кофе, — распорядился Яков и расположился на кухонном диванчике, вытянув ноги. — Понимаешь, кукла, ты втравила меня в такую историю, что вся жизнь моя кувырком, а все заслуги коту под хвост.

— Я?!

— Ты, кукла, ты! Почему ты не явилась в гостиницу в назначенный час?

— Я… явилась. Только в другую гостиницу. Я перепутала! Простите меня.

— Бог простит. А я влетел на такие бабки, что мне выгоднее было застрелиться.

— Но ведь это не вы ограбили банк в костюме клоуна? — пролепетала я.

— Вот! И ты, кукла об этом талдычишь! А на кого еще в этом городе думать, как не на Яшку Подъя… тьфу! Ненавижу свою фамилию. Даже то, что меня видела куча народа с простреленной грудью, не спасает меня от гнусных подозрений! Ведь тело-то… того, ушло! Может, это и не тело было, а муляж?! А Яшка в это время банк грабил?! Короче, обложили меня, кукла, со всех сторон. И ты в этом виновата.

— Не понимаю. Я ничего не понимаю!

Подъяблонский закурил и вполне мирно начал рассказ:

— Сидели мы как-то с друганами в бане. Ну, там пиво, девочки, парилка, бассейн, все такое. Потом опять пиво, водка, парилка, бассейн, девочки. Крышу знаешь, как сносит? Распальцовка, как водится, началась кто кого круче. У кого баба красивее, у кого машина дороже, у кого дом больше. Я на грудь принял немеренно, ну и перепарился малость. Смотрю, на стене в холле плакат висит, а на нем — ты, в короне. То есть круче некуда. Мисс!! Россия! Года, правда, уже черт знает какого, но свежее не было. Я говорю, парни, а вы знаете, что это моя баба?! Парни в хохот. Я разозлился. Говорю, могу доказать. Они мне — врешь, Аська девка с гонором, это все знают, ее еще никому обработать не удалось. Я говорю — спорим?! Они — давай! И поставил я, кукла, на кон все, все свое имущество, деньги, и… — Он вдруг всхлипнул и потер покрасневшие вмиг глаза, — и «Гелика» [4] Гелик — уменьшительно-ласкательное от Гелендваген, модель Мерседес-Бенц своего, ласточку мою, машинку, «холодильничек» беленький свой… э-эх, просрал!! Наутро проснулся, вспомнил о споре, холодным потом покрылся. Дьявол меня за пьяный язык тянул! Но деваться некуда было. Разыскал, где ты работаешь, к счастью, контора такая несерьезная оказалась, что тебя в качестве алиби можно было, как в ресторане на десерт заказать. Обрадовался я. Друганам сказал, где и когда мы встречаемся, приходите, говорю, полюбуйтесь, как мы с Аськой под одеялом кувыркаемся. Представляешь, как я обрадовался, когда ты согласилась?! Ведь и мне выигрыш полагался — триста тысяч евриков. Три «Гелика» можно купить, «холодильничков» беленьких… Э-эх! Я как дурак, пятнадцатого помылся, побрился, зубы дезодорантом побрызгал, к педикюрше сходил и даже волосы из ушей выстриг! Люкс снял, сижу как дурак с мытой шеей. Вижу, без трех минут пять уже, то есть — хренушки вам, Яков Понкратьевич, а не три «холодильничка»! И своего-то, лапочку, зайку, лялечку, придется отдать, и все, все другое, что непосильным трудом нажито тоже! Я, кукла, тебя в тот момент такими словами назвал, что цветочки в вазоне вмиг скукожились. В общем, когда я понял, что ты не придешь, я принял единственно верное на тот момент решение.

— Вы сымитировали собственное убийство?

— Правильно, кукла, мозги в твоей фарфоровой голове есть. Ствол у меня всегда с собой, а к шампанскому я фрукты какие только не заказал! Так что я гранатовым соком одежду измазал, пиджак прострелил и лег в живописной позе. Я рассудил так: друганы мои в номер сунутся, увидят меня на полу с простреленной грудью, и деру дадут. Они парни с такой биографией, что проверять, жив ли я, оказывать первую помощь и звать людей, обезображенных погонами, не будут. Они из гостиницы так деранут, что никто их и не заметит и не догонит. Черным ходом уйдут, по воздуху улетят, растворятся как аспирин упса в стакане воды. Только в номер вдруг первой мочалка какая-то сунулась, горничная, наверное. Поорала и убежала. Потом парни мои пришли. Слышу, шепнули «шухер!» и потом топоток легкий по коридору раздался, — улепетнули. Мой расчет оправдался. Я не стал ждать, когда мочалка с охраной примчится. Я в окно выпрыгнул, благо, в жару оно было открыто, выходило в безлюдный дворик, и меня никто не увидел. Второй этаж дал шансы моему телу остаться без переломов. Кое-как добрался я до старой, заброшенной дачи своей бывшей жены. Там все это время и кантовался. По радио услышал, что в тот день, примерно в то же время, когда я из гостиницы бежал, кто-то банк в наряде клоуна грабанул. Ну и подумай теперь сама, кукла, в каком я положении! Вооруженный грабеж — самая, что ни на есть моя родная статья. То есть, менты не лохи, сообразят, что живой я, раз тело ушло. И точно заподозрят, что к ограблению я как-то причастен, особенно если пронюхают, что в вашем агентстве я алиби заказал. А теперь, кукла, сообрази, что друганы мои тоже не дураки. Поняли, небось, что я надурил их, и тоже носятся за мной по городу, чтобы забрать у меня все, все, что нажито непосильным трудом и «Гелика» моего, ласточку, лялечку… — Он неподдельно всхлипнул и затушил сигарету в блюдце, которое я подставила. — Так что во всем виновата ты, кукла. Ты меня погубила, ты меня и спасать будешь.