Дороти Кэннелл - Вдовий клуб

Я перестала гонять по тарелке свой кекс.

– А как же подруги и знакомые вдов? Разве они не начинают интересоваться деятельностью клуба и задавать вопросы?

– Боюсь, что вдовы – забытое племя и вовсе не такое забавное, как старые девы. – Примула поправила розовый бантик на голове. – Люди с облегчением вздыхают, когда вдовы больше не приходят на званый обед. Мне кажется, знакомые страшно благодарны Мод или Синтии за их занятость: во вторник у них вист, в четверг – заседание комитета, по выходным они продают сливочную помадку на благотворительном базаре.

Гиацинта придвинулась поближе, серьги ее снова угрожающе заплясали.

– Миссис Хаскелл, пожалуйста, поймите, не нам кидать камни… Вдовий Клуб ежегодно вносит немалую сумму на благотворительность. Но какими добрыми делами можно искупить смертоносную деятельность?

Меня била дрожь – главным образом потому, что вся эта чушь пробудила мой интерес.

– А как насчет совести? Неужели никто из этих женщин никогда не сломался под гнетом вины? Убить мужа – это же противоестественно! – Меня затопила волна горького раскаяния: совсем недавно я впервые испытала жгучее желание прикончить родного мужа.

– Убийство – это всегда скверно, – вздохнула Примула. – Но противоестественно ли? Не знаю, не знаю. Убить своего ребенка или прикончить родителей – это и впрямь против природы. Но избавиться от мужа? – Она качнула серебристыми кудельками. – Голубушка, вы вправе возразить, что ни я, ни Гиацинта никогда не были замужем, но мне очень легко представить, что даже самая преданная жена временами борется с соблазном проехаться утюгом не по мужниным исподним, а по его физиономии.

– Вот именно, Примула! Однако мы не затем посетили сей мир, чтобы поддаваться диавольским искушениям. – Гиацинта подняла накрашенные черные брови. – Миссис Хаскелл, вы спрашивали, не случается ли этим женщинам испытывать приступы угрызений совести, невзирая на помощь группы поддержки? Мы разговаривали с такой женщиной. С тех пор как мы приехали сюда, Страш занимал различные должности, помимо нынешней. Он был уличным торговцем, телефонистом, мусорщиком. В бытность свою мойщиком окон он установил контакт с миссис X., пациенткой санатория «Эдем». Увы, их разговор проходил в весьма стесненных обстоятельствах… в чулане, по соседству со швабрами и метлами. К тому же миссис X. была не совсем вменяема: во время пребывания в санатории ее пользовали различными препаратами. Но нам удалось кое-что узнать. Миссис X. утверждает, что большинство женщин на четвертом этаже, где она лежала, страдают только одной болезнью – недержанием речи.

– В «Эдеме» заправляет доктор Симон Бордо, Я не спрашивала, я знала. Мне вовсе не хотелось, чтобы доктор оказался законченным мерзавцем, на то были свои причины, но я собственными глазами видела санаторий – мрачный особняк, расположенный в глухом лесу. Я всем сердцем посочувствовала миссис X., за какие бы грехи она ни расплачивалась. Ярость моя пошла на убыль. К тому же я убедилась, что сестры Трамвелл не страдают старческим идиотизмом. Чудачки, конечно, но чудачество и у меня в крови.

– Да, голубушка, – подтвердила мисс Примула Трамвелл, – мы знаем мистера Бордо – понаслышке. Мы от всей души пытались относиться к нему без предубеждений, но в нашем возрасте трудно примириться с мыслью, что добряк доктор в корыстных целях укорачивает жизни пожилых дам. И – буду откровенна до конца – меня возмущает, что этот человек купил древнее гордое родовое гнездо (по части древности род Эдемов лишь слегка недотягивает до нашего с Гиацинтой) и превратил его в стерильную лечебницу. А чего это стоило несчастной леди… – она заглянула в зеленый гроссбух сестры, – леди Теодозии Эдем! Женщина, наша сестра, выброшена в мир если не гувернанткой, то машинисткой! Что, боюсь, даже хуже. – Примула на мгновение замолчала. – Миссис Хаскелл, насколько хорошо вы знакомы с доктором Бордо?

– Несколько раз встречались. В тот вечер он был здесь, в «Абигайль», и… засвидетельствовал смерть.

Примула уставилась в пол, а Гиацинта – в потолок. Обе старательно избегали встречаться со мной взглядом.

– Мы намеревались посетить место происшествия, хотя бы и незваными, но пришлось вернуться в «Кельи». Нашей собачке Минерве внезапно сделалось дурно.

Из моей прически выбилась прядь, и я заколола волосы потуже; чтобы скрыть дрожь в руках, потом проглотила еще одну маленькую изюминку. Из дальнего угла комнаты выплыло изысканно-бледное лицо доктора Бордо. Я вспоминала мелкие события, разговоры и слухи, слова Анны Делакорт. Часы в холле пробили шесть. Пальцы мои выловили шпильку, упавшую за шиворот.