Дарья Калинина - Из мухи получится слон

— А я от них сбежала, как только пришла в себя и поняла, где я, — перебила меня Наташа. — А Петя с Асей еще там валяются. Их, видите ли, тошнит. А я уже отлично себя чувствую.

Весь Наташкин облик свидетельствовал об обратном. Она была белее мела, под глазами тени, вчерашние и позавчерашние кровоподтеки придавали ее лицу сходство с радугой над химической фабрикой. Волосы не расчесаны и висели космами. К тому же походка ее отличалась некоторой, мягко говоря, неустойчивостью. Ее кидало то вправо, то влево, а иногда для разнообразия вперед. Одета она тоже была как-то странно. Пуговицы не застегнуты, пальто скособочилось. И вообще, это было чье-то чужое пальто. Но все это сущие пустяки. Наташин взор горел былым огнем, и настроение у нее было самое бодрое.

— Не зайти ли к Степанову? — предложила Наташа.

— Я-то как раз к нему шла. Но, может быть, ты сначала зайдешь домой к Руслану. Он мне звонил, и я ему сказала, что, похоже, тебя больше нет в живых.

— Правда? — обрадовалась Наташа. — А что он ответил?

— Ужасно расстроился. Сказал, что ты его жизнь, счастье и все самое ценное. Что он не знает, как жить без тебя.

— Какой милый. Ну и хорошо. Пусть помучается подольше.

— Ты что? Он же с ума сойти может от беспокойства.

— Пускай знает, как меня обижать и по соседкам шататься, — мстительно заявила Наташа. — И потом, я сейчас плохо выгляжу.

— Да какая ему разница, как ты выглядишь, — возмутилась я. — Можно подумать, что он тебя до сего дня видел только в бальных платьях.

— Нет, — уперлась на своем Наташа. — Идем сначала к Степанову.

— Руслан тебе не простит, если ты в первую очередь пойдешь к Степанову, а не к нему, — честно предупредила я Наташу. — Ты разобьешь ему сердце.

— Глупости, — решительным жестом отмела Наташа мои возражения, упорно передвигаясь в сторону участка, — невозможно разбить то, чего нет и в помине.

— Если бы ты слышала, как он рыдал, то не говорила бы так, — грустно сказала я.

— Что? — Наташа даже остановилась от изумления. — Он плакал из-за меня? Это, наверное, были слезы радости, а ты их спутала с горестными рыданиями.

— Не мели ерунды.

— В любом случае, плакал он или нет, плакал от радости или от горя, но это ничего не меняет в наших планах. Мы идем в участок.

И мы пошли туда, а что прикажете делать? Не тащить же ее силком домой. Я бережно поддерживала свою пострадавшую подругу и не позволяла ей слишком отклоняться от курса, а чтобы она не скучала, развлекала ее беседой.

— Ты что-нибудь помнишь после взрыва? — поинтересовалась я у нее.

— Первое, что я помню, — это толстая рожа медсестрихи, которая склонилась надо мной. Я долго не могла понять, где я. Мне всегда казалось, что черти все мужского пола и худые, а тут такой арбуз вместо лица. Она мне сказала: «Ну, очухалась, бандитка». Они там плохо разобрались в наших отношениях. Решили, что мы все одна банда и требуем охраны.

— Так тебя отвезли в тюремную больницу?

— Нет, просто были охранники.

— Как же тебе удалось улизнуть?

— К этому-то я и подхожу. Я проявила чудеса изобретательности, ловкости, и мне просто повезло, — честно призналась Наташа. — Я сказала, что мне срочно нужно в туалет. Это они мне разрешили. А там ванна и туалет соединялись между собой. На крючке в ванной комнате висела какая-то больничная одежда. Хлоркой от нее разило немилосердно, но я все-таки напялила ее на себя. Потом вышла в коридор, но уже через дверь из ванной комнаты. Она была в стороне от туалетной двери, где меня ждал охранник. Он не обратил особого внимания на фигуру в больничном синем халате, которая удалялась от него по коридору, и остался стоять на месте. А пальто пришлось позаимствовать у главврача. Я думаю, он не заметит. У него там их много висело. Я взяла самое скромное и оставила записку, что обязательно верну.

— Где висело? — совершенно обалдевшая от свалившейся на меня информации, спросила я у Наташи.

— Ну там, в кабинете, — нетерпеливо и даже как-то раздраженно ответила Наташа. — Какая, в конце концов, разница? После того как человек возвращается с того света обратно на землю, он может позволить себе немного побезумствовать. Никто его за это осуждать не станет.

— Наташа! — в страхе воскликнула я. — Что ты называешь безумием?

Я была действительно напугана. Если все то, что мы вытворяли до сих пор, Наташа считает невинными развлечениями, то что же она подразумевает под настоящим безумством? Теперь, вернувшись в сей мир, она собирается показать ему все, на что способна. Это было ужасно.