Дарья Калинина - Из мухи получится слон

В каждом испорченном предмете обстановки, попадавшемся на его пути, Степанову чудился враг. Вот, скрипя и оторопью хватая за сердце, приоткрылась дверь платяного шкафа. Внутренне подобравшись, Степанов метнулся в укрытие. Он ни капли не сомневался, что где-то в доме затаилось живое существо, доведенное до крайности и готовое на любое опрометчивое действие. У него было чутье, и сейчас оно било тревогу и заставляло его внимательно озираться по сторонам и сохранять осторожность.

Причиной скрипа, встревожившего нашего бравого капитана, оказался обыкновенный сквозняк.

Осторожно продвигаясь вперед, Степанов миновал нашу первую баррикаду возле самой двери в гостиную. Все раненые уже расползлись отсюда, и теперь только по редким и наполовину затоптанным пятнам крови, оставшимся на полу, можно было осознать весь драматизм происшедшего. Испорченные вещи — это всего лишь имущество, а если оно к тому же не твое, то сожалеть о нем и вовсе глупо. А вот человеческая жизнь неизмерима по своей ценности, и замены ей не найти.

Примерно такая же мысль крутилась в моей голове, когда я слушала неуклонно приближающиеся ко мне шаги. Я тщетно прикидывала, успею ли воспользоваться своим оружием, и от этого даже вспотела. Еще я прикидывала цену, за которую готова продать свою жизнь, и не находила подходящей. Я немного извернулась под своим диваном и смогла теперь наблюдать за дверью. Правда, не за всей, а только за нижней ее частью, и, когда в проеме появился человек, я смогла увидеть только его ноги до колен. Ноги не отличались от тысяч подобных и ровно ничего не сообщили мне о своем обладателе.

Человек повел себя довольно странно для жестокого убийцы. Увидев, что в комнате полно тел, он кинулся к ним столь торопливо, что даже споткнулся о ногу Амелина. Только эту часть его действий я видела воочию, а про остальное мне приходилось догадываться по звукам, которые он издавал. Судя по ним, человек ворочал тела моих друзей и пытался что-то с ними проделать. Я ни капли не сомневалась, что его отчаяние — сплошная комедия, а на уме злобный замысел. Я сжалась, как тугая пружина, и ждала, когда дойдет очередь и до меня.

«Не может же он, в самом деле, не увидеть мои торчащие из-под диванной спинки ноги, — размышляла я, — а они, слава богу, не такие уж короткие, и если он хоть немного в себе, то обязательно их заметит».

Но тот тип упрямо отказывался замечать меня. Он копошился возле моих друзей и, похоже, перетаскивал их с места на место. Какой в том был смысл, я не догадывалась. Разве что это какое-то ритуальное действие. Другого объяснения я подыскать не смогла. Наконец, натешившись вдоволь, он соизволил оставить бедняг в покое и, бросившись вон из комнаты, споткнулся о мою левую голень.

— Черт, — ругнулся он и стащил с меня диван.

Тут уж я не растерялась, все-таки у меня было достаточно времени для подготовки. Быстро вытянув руку с зажатым в ней баллончиком в направлении, где, по моему представлению, должно быть лицо врага, я нажала на кнопочку распыления. Вырвавшаяся из него жидкость напоминала небольшой фонтанчик и действовала необыкновенно эффективно. С тихим стоном преступный элемент опустился на пол, как будто решил минутку-другую передохнуть.

Я не стала тратить время на разведку обстановки и с возможной быстротой и грациозностью поползла к поверженному противнику. Все мое тело затекло от длительного лежания и повиновалось мне с трудом. Тем не менее я добралась до него, заглянула в лицо и почувствовала себя совсем уж нехорошо. Липкий пот покрыл все тело, голова закружилась с усиленной скоростью. Возможно, это были симптомы отравления, но я приписала их шоку от того, что увидела.

Облила ядовитой жидкостью я самого Степанова, который, без сомнения, явился сюда для спасения всей нашей компании, а я так с ним обошлась! С человеком, который держал в руках наши судьбы и которого мы должны были всячески умасливать, чтобы он нас простил. А назвать умасливанием то, что я сделала, было никак нельзя.

«Может, он не умер? — в панике подумала я. — Тогда еще хуже. Он придет в себя и жестоко отомстит», — тут же уверила я себя.

Положение складывалось не из удачных. Но я все-таки пощупала пульс на руке Степанова. К моему удивлению, он прощупывался. Дыхание Степанова было ровное и ничем не затрудненное. Никаких предсмертных хрипов я от него не дождалась. Пены на губах, тем более судорожных конвульсий, тоже не наблюдалось. Степанов походил на мирно спящего человека, который пришел домой после тяжелого рабочего дня, пообедал и решил вздремнуть. Он бормотал сквозь забытье имя Наташи и еще чье-то, какие-то эпитеты, кажется, не очень лестные.