Наталья Никольская - Жертва Сименона

Но Жора сказал, этот тип ни при чем: у него алиби, да и вообще – кишка тонка. Значит, его можно сбросить со счетов. Впрочем, я это знала с самого начала. Только одна наша романтическая Оленька мечтала видеть московского донжуана в роли злодея. Простая женская логика: раз мужчина непорядочен с женщинами – стало быть, злодей.

Остаются эти трое. Попутчики… Но они все мертвы! Получается какой-то абсурд.

Я поднесла к губам чашку остывшего кофе – и неожиданно усмехнулась: такая забавная вдруг пришла мысль. Если уж кого и можно заподозрить «на все сто» – так это мою Ольгу Андреевну! Она же одна осталась в живых – одна из всего купе. Значит, логично предположить: она и есть безжалостный убийца! Во всяком случае, на месте Жоры я бы ею заинтересовалась. Может, она в поезде подмешала ему снотворного, сошла на ближайшей станции, вернулась в Тарасов, напала на меня – так, чтоб создалась полнейшая иллюзия того, что напасть хотели на нее, Ольгу Снегиреву… Ну, и так далее?… Представляю, какую гримаску скорчит сестренка, когда я поделюсь с ней своими «подозрениями»!

Разумеется, это я так, в порядке бреда. Подозревать Ольгу Андреевну в преднамеренном убийстве – все равно что подозревать трепетную лань в попытке снять шкуру с тигра. А если шутки в сторону? Если предположить, что не Ольга, а настоящий убийца взялся бы заметать следы?… Улыбка слетела с моего лица.

Предположим, я совершаю убийство с целью ограбления. Однако, по глупости или по какой другой причине, но я засветилась. У меня не остается иного выхода, кроме как убрать всех свидетелей, которые могут меня выдать. Но если я убираю всех, а сама остаюсь в живых, – подозрение неминуемо падает на меня! В нашем случае это особенно очевидно: все – убийца, жертва, свидетели – пассажиры одного купе. Что я должна сделать, чтобы отвести от себя подозрения? Правильно: инсценировать покушение на собственную персону. А еще лучше – свою смерть. Если, конечно, представится такая возможность. Если представится возможность…

Оттолкнув пустую чашку, я до боли стиснула ладонями виски. Айседора Палискиене не могла разыграть собственную смерть: ее труп я видела своими глазами. Старостин? Его тело пробыло в воде несколько дней, а такие трупы обычно мало напоминают человека при жизни. Но все-таки вода – не огонь. Да и нелепо, по правде говоря, думать, что Дрюня, «честный предприниматель» и патриот родного края, мог придушить актрису из-за лотерейного билета. Не понимаю, почему я раньше этого не замечала?!

А вот Дмитрий Загорулько… Это же совсем другое дело! Дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом, труп сильно обгорел. Погибшего опознала только жена, которая увезла тело на родину. Впрочем, оно и понятно: трагедия случилась не дома, в Александровом Поле, а в соседнем районе, где живет брат Загорулько. Помнится, когда я рассказала об этом Ольге, она сразу поинтересовалась этим осиротевшим братцем. Я отмахнулась от нее, а зря…Зря!

Ну, а о самом «Менделееве» мы что знаем? Да тоже – почти ничего! В поезде он о себе ничего не рассказывал, по крайней мере, при Ольге. Она даже фамилию его не знала, не говоря уж о том, где он живет. Его разыскивали как свидетеля по делу Палискиене, но нашли только в момент смерти. Нашли – и сразу же о нем забыли: кому нужен мертвый свидетель?

А может быть, рано забыли?…

Жили-были два брата. Один – хороший, трезвый, семейный, другой – плохой: пьяница да горький бобыль. Трезвый поехал проведать пьяного, да на чужбине и сломил себе буйну головушку. Трезвый-то трезвый, а за руль почему-то сел сильно выпивши… Почему? Интересная получается сказочка…

Я тряхнула головой: слишком уж абсурдной выглядела версия, которая слабо забрезжила в моем сознании. Эх, Полина, Полина! Шарахаешься от безысходности из одной крайности в другую…

Может быть, может быть! Но если уж «колючка» засела в мозгу – ее оттуда не выковырнуть. Отправляясь на боковую далеко заполночь, я уже знала, что очень скоро мне предстоит поездка в провинцию. Но сначала надо заскочить по одному адресу в Тарасове. Просто так – на всякий пожарный.

О том, что в нашем городе есть музей альпинизма, я знала давно. Знала даже, где он находится. Но побывать – все как-то случай не представлялся.

Музей, созданный лет двадцать назад по инициативе энтузиастов и во многом на их средства, занимал всего-навсего трехкомнатную квартиру на первом этаже обычного жилого дома. Но люди, которые вложили в это дело свою душу, вряд ли измеряли его значимость квадратными метрами – как, впрочем, и любыми другими «материальными» единицами. Когда-то, рассказывал мне один знакомый, здесь, как во всяком уважающем себя музее, были свой штат, график работы, план мероприятий и, конечно, свои традиции. Но времена менялись – и, увы, не к лучшему… По крайней мере, для тарасовского музея альпинизма.