Наталья Александрова: Гоните ваши денежки

— Ну, раз уж вы любите все китайское, чай у вас должен быть замечательный!

— Вы правы, я люблю хорошие сорта чая! Особенно чаи вида Пу Эр…

Через несколько минут Леня отпивал из тонкой фарфоровой чашки удивительный ароматный напиток. Китаист сидел напротив него с такой же чашкой. Сделав несколько глотков, Ким Рихардович проговорил:

— Итак, я считаю, что текст, который вы мне показали, — не просто стихотворение, а тайное послание. Причем у меня есть предположение о том, кто может быть его автором. Но прежде чем я выскажу это предположение, хочу спросить вас — не было ли вместе с этим листком еще каких-то материалов?

— Только вот эта фотография. — И Леня положил на стол перед китаистом Лолин трофей. — Не знаю, поможет ли вам это…

— Что же вы мне сразу ее не показали! — воскликнул Ким Рихардович, склонившись над снимком. — Вот ведь он! Именно о нем я и подумал, когда проанализировал стилистические особенности того стихотворения!

Леня проследил за взглядом китаиста. Тот внимательно смотрел на пожилого китайца, рядом с которым стоял молодой Антон Иванович Штемпель.

— Вы знаете этого человека? — удивленно спросил Маркиз.

— Да, пару раз мне довелось с ним встречаться! — ответил Ким Рихардович, и взгляд его затуманился от воспоминаний. — Но гораздо больше мне пришлось о нем слышать и читать. Это личность легендарная, Ли Юаньхун, придворный последнего императора Пу И, впоследствии — министр в правительстве государства Маньчжоу-Го. Большой знаток истории буддизма, вообще человек разносторонне образованный. Только языков он знал больше 15 — и основные европейские, и несколько восточных. Когда японская армия капитулировала, Ли Юаньхун был арестован, отсидел больше 20 лет, вышел на свободу и еще какое-то время работал переводчиком и консультантом.

— Сколько же лет ему на этой фотографии? — удивленно проговорил Маркиз.

— Затрудняюсь вам точно ответить. Знаете, некоторые китайцы в определенном возрасте словно консервируются, кажется, что годы над ними не властны…

— И не только китайцы! — пробормотал Леня вполголоса, взглянув на своего собеседника.

— Так что — вы думаете, что именно этот господин написал стихотворение про зимние хризантемы?

— Да, у меня и до этого были такие подозрения, а теперь, когда вы показали мне фотографию — эти предположения превратились в уверенность! Наверняка именно Ли Юаньхун написал это стихотворение, вернее — это послание, в котором что-то зашифровано…

— И что же в нем может быть зашифровано?

— Если бы я знал! — Китаист развел руками.

— Одной моей знакомой это стихотворение почему-то напомнило Швейцарию… — проговорил Леня чуть насмешливо.

— Швейцарию? — Ким Рихардович подскочил на месте. — Послушайте, а ведь в этом что-то есть! Ваша знакомая совершенно права! Западные горы… медвежьи следы… а ведь Ли Юаньхун провел какое-то время в кантоне Берн!

— Берн?! — повторил Леня, вспомнив слова Лолы. — А я-то над ней смеялся!

— Никогда не следует пренебрегать женской интуицией, — наставительно сказал Табель. — Ваша подруга, несомненно, права — на гербе города Берна присутствует медведь, стало быть, то, что хотел спрятать Ли Юаньхун, находится в Берне.

— А где в Швейцарии можно спрятать ценную вещь? — оживился Леня. — Ясное дело — в ячейке банковского сейфа.

— И на этот банк указывают последние строчки послания! — подхватил Ким Рихардович. — «И цветок мэй-хуа, словно пара скрещенных ключей, затворяет тайны пленительной ночи…» Стало быть, нужно искать такое здание, с парой скрещенных ключей на фронтоне… Но, Леонид, я не советовал бы вам это делать… Потому что это опасно. Какие-то темные силы появились в городе… Я, конечно, далек от всякой мистики, но многолетняя практика подтверждает…

— Я в курсе, — вздохнул Леня, вспомнив про убитого Штемпеля и вовсе уж ни за что пострадавшего Шоколадова.

Едва Маркиз сел в машину, как зазвонил мобильник.

— Ну что там еще? — недовольно спросил он, увидев, что его требует Ухо.

— Слушай, она меня достала! — громко жаловался Ухо. — Завоспитывала совсем!

— Да кто, Даша твоя телефонная? — удивился Маркиз.

— Какая Даша! Машка эта, что ты вчера притащил за Рваклей ухаживать! Как с цепи сорвалась! Стучать не смей — больному нужен покой! Бензином дышать ему вредно! Грязь и копоть — тоже плохо! Я говорю — у меня не курорт, а автомастерская! Убирает тут все, моет… Леня, а нельзя их куда-нибудь отселить? — заныл Ухо. — Ну сил моих больше нет! И работать надо!