Сан-Антонио: Беби из Голливуда

— Значит, — говорю я, еле сдерживаясь, чтоб не заржать, — любезный господин накрыл тряпкой ваше лицо… Тряпка была в хлороформе, я полагаю?

— Это ж надо!

— Совершенно верно, — с радостью подтверждает Большая Берта.

— Вы мне не верите? — удивляется она, с шумом хлопая ресницами.

Оба хранителя тела серьезно смотрят на меня. Как я посмел усомниться в истинности утверждений такой высокоморальной персоны? Какая наглость! Это же нонсенс! Гнусный удар исподтишка в сокровенное!

— Ну что вы, что вы, дорогая, я верю вам на слово!

— Ага! Так вот, я вдыхаю этот отвратительный запах! Если честно, то меня даже затошнило! — Она бросает через зал хозяину пивной: — Налейте-ка мне еще рюмку шартреза!

Берю с умилением смотрит, как его половина (три четверти), чавкая губами, отхлебывает принесенный ликер.

— Я потеряла сознание, — подумав, сообщает она.

— Что, сразу?

— Да, почти…

Душещипательная история! Расскажи ее со сцены театра «Альгамбра» Морис Шевалье, публика бы валом повалила. Или театр бы прикрыли!

— А дальше что, дорогая Берта?

— А дальше я пришла в себя в комнате с закрытыми ставнями!

Ах, как романтично! Прямо Спящая Красавица!

— Какое захватывающее приключение вы пережили! — вскрикиваю я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не прыснуть от смеха.

— Так мы же тебе говорили! — с жаром и гордостью за свою драгоценную вставляет несчастный балбес Берюрье.

— И что они с вами сделали? — спрашиваю я, разглядывая, как топорщатся усы у бедняжки.

— Ничего, — вздыхает она с сожалением, глубоким, как артезианский колодец.

— Ничего?

— Ничего!

— Фантастика, правда? — искренне изумляется Берю.

— Некоторое время я оставалась взаперти, — продолжает героиня смутного романа. — Мне приносили еду, напитки, книги…

— Кто?

— Джентльмен, который меня похитил.

— Ну а потом?

— Потом где-то после обеда он пришел с другим мужчиной. Тот посмотрел на меня и начал ругаться. Кричал что-то на английском, видно, очень сквернословил. Я так поняла, что он был с чем-то не согласен. Тогда они завязали мне глаза и отвели к машине, поддерживая под руки с двух сторон, чтоб я не грохнулась. Потом мы опять ехали… Когда мне сняли повязку, я увидела, что мы на берегу Сены недалеко от Сен-Клу рядом с заводами Бреге… Они высадили меня из машины и уехали… Мне пришлось переться пешком до моста Нейи и брать такси до дома. Представляете?

Ловким движением Берта расстегивает еще один крючок на корсете. Караул, сейчас бюст обязательно громыхнется на пол!

— Вот и все! Теперь, господа полицейские, думаю, что настало время вам взяться за дело!

Когда мамаша Берю умолкает, за столом устанавливается тишина такая же натянутая, как штаны короля Фарука. (Надеюсь» этим сравнением я не убил наповал какого-нибудь неуча, поскольку всем известно, как и почему натянуты штаны горемыки Фарука)

Альфред, маэстро масляных шампуней всех категорий, смотрит на свою лесную нимфу с благоговением. Он горд от сознания, что окучивает женщину, попадающую в неординарные ситуации. Берю тоже был бы доволен, если бы его положение рогоносца не создавало в придачу еще и некоторые заслуженные комплексы. Разве его стерва не требовала только что, чтобы мы, полицейские, бросились на тропу войны?

Я разглядываю толстуху. Огромная отвислая грудь, выпирающий отовсюду жир, расплывшаяся необъятная задница, тройной подбородок. На мой взгляд, она омерзительна. Похожа на колоссальный кошмар, даже хуже. Ради бога, пусть она своим присутствием украшает существование двух придурков. Как сказал один (не великий, просто рядовой) адвокат, это не мое дело. Но чтобы этот ходячий склад маргарина впаривал нам историю с похищением на «кадиллаке», хлороформом в лесу, заточением и повязкой на глазах, я, извините, не согласен.

Если 6 ей было лет двадцать, плюс свеженькая мордашка и презентабельная фигура, я бы, может, и сам предложил ей прогуляться в лесок. Но в том-то и дело: она настолько далека от вышеперечисленного, что одна мысль о проблеме в целом вызывает тошноту.

— Что ты решил? — спрашивает в волнении Берю. Он меня хорошо знает и по моему лицу понимает: еще секунда — и я наговорю его гиппопотамихе массу приятных вещей.

— Поеду домой и лягу спать, — сообщаю я твердо со звоном металла в голосе. — Мне, конечно, было очень интересно, даже чем-то напоминает довоенные фильмы, но со вчерашнего дня я в отпуске и хочу провести его соответственно.