Елена Логунова - Везет как рыжей

Кособокая эта скамеечка была мне хорошо знакома, равно как и школа, которую я только что цинично ограбила. Много лет назад, на последнем курсе университета, я проходила тут педагогическую практику. Школа была расположена совсем рядом с моим тогдашним домом. Мы с бывшеньким жили здесь, в Липках, пока строился проклятущий особняк.

– Леночка, детка, это вы? – С соседней скамейки в тени каштана грузно поднялась пожилая тетка с физиономией английского бульдога. – Вы меня не узнаете?

– Здравствуйте, Виктория Марковна! – Я постаралась приветливо улыбнуться. – Конечно, узнаю! Разве вас забудешь…

Эта противная баба несколько лет была моей соседкой по этажу. Лицемерная, истеричная и ядовитая, как африканская мамба, она до сих пор иногда снилась мне в кошмарах!

– Вы что же, снова вышли замуж? – понизив голос, я кивнула в сторону скамейки, на которой остался сидеть тихий грустный старичок в старомодном парусиновом костюме.

Зардевшись, Виктория Марковна поправила массивную брошь в декольте ситцевого платья в розовый цветочек – из такой материи шьют постельное белье, – потом одернула свой топорщащийся на боках «пододеяльник» и бочком присела на край лавочки. Тот конец, на котором устроилась я, сразу же заметно приподнялся.

– Пока не вышла, но, возможно, выйду, – игриво хихикнула бульдожиха. – Никанор Васильевич – мой добрый друг и сосед. А вы разве его не помните? Он же в вашей бывшей квартире живет!

– Да? Нет, не помню.

– Одинокий человек, больной, очень нуждается в помощи, вот я и… – Виктория Марковна вдруг осеклась и посмотрела на меня незабываемым бульдожьим взглядом.

Сейчас вцепится! – поняла я. И точно:

– А ведь это вы, Леночка, довели бедного Никанора Васильевича до сердечного приступа!

– Что-о? – возмутилась я. – Да я его уже сколько лет знать не знала, видеть не видела!

– А вот он видел, – злорадно сообщила Виктория Марковна. – Репортаж он ваш сенсационный в новостях видел. Помните, про чернокожего мальчика, который нашел клад?

– Ну и что? – Я искренне негодовала. – Мало ли кто это видел? Репортажи об этом мальчике по всем местным телеканалам прошли, и даже Москва его показывала, а еще в газетах про него писали и по радио говорили! Как же, почти национальный герой!

– Интернациональный, – противно улыбаясь, съязвила вреднючая бульдожистая тетка. – Но инфаркт у Никанора Васильевича все-таки именно на вашем сюжете приключился!

– Вы извините меня, Виктория Марковна, но мне пора идти, – решительно сказала я, поднимаясь с лавочки. Полностью скрыть раздражение мне не удалось, так что голос мой звучал очень громко. – Очень рада была нашей встрече! Всего вам доброго, с Никанором Васильевичем совет да любовь, берегите его нервы, не давайте смотреть телевизор. Найдите дедуле взамен какое-нибудь тихое, спокойное занятие – пусть займется филателистикой или там нумизматикой. Самое милое дело – деньги собирать…

Тут с лавочки под каштаном раздался протяжный страдальческий вздох, и я испуганно оглянулась. Ну что такого я сказала? Тихий старичок судорожно схватился за сердце. Сейчас получит второй инфаркт, и гадкая Виктория Марковна опять скажет, что я виновата!

– Никанор Васильевич, миленький, что, опять?! – Взволнованная бульдожиха вскочила со скамейки, закачавшейся так, что громыхнули и кошачьи кости в сумке, и мои собственные.

– Да пропадите вы пропадом, – тихонько пробормотала я, хватая свою торбу и поспешно удаляясь.

Усевшись на удобный выступ кирпичной ограды, я поставила сумку рядом и, придерживая ее одной рукой, другой подперла подбородок: приготовилась долго ждать Ирку. Тут-то она и появилась!

– Ты, меценат-осеменитель, – с упреком сказала я ей. – Ты почему так долго? Я уже заждалась!

– Получилось? – вместо ответа спросила Ирка.

– А как же!

– Покажи! – Ирка потянулась к сумке.

– Но-но! Не здесь же! – я подхватила добычу и встала с лавочки. – Вот в машину сядем, там и полюбуешься!

Мы проследовали к оставленной на платной стоянке Иркиной машине, сели, поехали, и уже в пути Ирка вдруг спросила:

– Интересно, что они подумают, если заметят пропажу?

– Решат, что ее мыши съели, – безмятежно отозвалась я.

Мне уже виделся близкий хеппи-энд, до которого оставалось провернуть еще только одну операцию. Теперь к ней, кажется, все было готово.

– Знаешь, поехали-ка сразу в аэропорт, – сказала я Ирке. – Правда, еще целых два часа до рейса, но лучше все-таки приехать пораньше.