Елена Логунова - Кукиш с икоркой

Подружки-вековушки, бабушки Петровна и Антоновна после отъезда двух бойких молодаек в машине «Жигули» вернули на место отвисшие вставные челюсти и переглянулись.

– Слыхала, Антоновна? Гадалка! А мы и не знали! – азартно блеснула синими стеклами очков подслеповатая Петровна.

– Ой, высоко! – сокрушенно пробормотала в ответ Антоновна, устремив жадный взгляд на нарисованного Косыгина.

– А ничего и не высоко! – сухощавая Петровна на диво легко подхватилась с лавочки. Куда только подевались ревматизм и артрит! – У меня в кладовке стремянка есть!

Минут двадцать спустя новоиспеченный директор телекомпании Василий Онуфриевич Гадюкин вышел из своего кабинета и, буркнув похожему на прямого потомка монстра Годзиллы охраннику: «Ты, Лёва, посматривай тут!» – отправился обходить дозором свои новые владения.

Признаться, Василию Онуфриевичу больше понравилось бы тихо-мирно сидеть в удобном (после отключения специально вызванным монтером функции «электрошок») директорском кресле, нежели шастать с исполненной подозрительности физиономией по закоулкам телекомпании, но Гадюкин обоснованно опасался надолго оставлять без присмотра не в меру изобретательных и враждебно настроенных к нему парней-техников. Поэтому он с интервалом в час-полтора выходил из своего кабинета и производил осмотр территории на предмет своевременного обнаружения и пресечения заговоров и провокаций.

В обеденный час заговорщики и провокаторы сгруппировались в общей комнате за непритязательно накрытым столом. Стрельнув суровым взглядом в неприязненно бурчащий чайник «Тефаль», Василий Онуфриевич, питающий с некоторых пор сильное недоверие ко всем и всяческим электроприборам, лицемерно пожелал трапезничающим техникам приятного аппетита, что по тону и смыслу было гораздо ближе к мелкопакостническому проклятию типа «чтоб вы подавились!», и пошел дальше.

Непорядок обнаружился в студии прямого эфира. Там, прямо в стене, за сдвинутой в сторону выгородкой информационной программы, зияла сквозная дыра.

– Что такое? – неприятно удивился Василий Онуфриевич.

И, словно по сигналу, сразу после его слов из дыры высунулась сухощавая коричневая ручонка.

Гадюкин закрыл глаза, потряс головой, разлепил ресницы – рука осталась на месте. Василий Онуфриевич попятился, вышел из студии и, рысцой пробежавшись по коридору, за углом обессиленно упал на широкую грудь охранника Лёвика.

– Что, шеф? – набычился верный страж.

– Лёва, смотайся по-быстрому во двор, – слабым голосом распорядился Гадюкин.

– Зачем это? – удивился Лев Годзиллович. – Тут же все удобства в помещении есть!

– Лёва, у нас из стены торчит рука!

– Замурованная, что ли? – враз построжал охранник. – Ну ни фига себе! А эти еще говорят, что прежнее их начальство добреньким было!

– Лёва, эта рука живая! Она шевелится! – округлив глаза, страшным шепотом просвистел директор и для понятности пугающе поскреб воздух вблизи Лёвиной озадаченной морды собственными скрюченными пальцами. – Живо во двор, посмотри, кто там!

Охранник с конским топотом рванул вниз по лестнице и меньше, чем через полминуты, орлом взлетел вверх по ступеням.

– Да это старуха! – успокоенно улыбаясь, сообщил он Гадюкину, нервно обкусывающему ногти. – Уперла лестницу в живот мужика на картине, влезла на нее и лапой в дырке шерудит!

Василий Онуфриевич прежде даже не представлял, сколь беспокойна жизнь директора небольшой телекомпании!

– А зачем она… это… в дырке шерудит? – слабым голосом поинтересовался Гадюкин.

– Наверное, подаяния просит! – пожал бескрайними плечами Лёвик.

– Оригинальный способ! – прошелестел Василий Онуфриевич, доставая из кармана бумажник, а из него – купюру. – Иди в студию, дай этой бабке десятку, и пусть проваливает!

Лёва кивнул и умчался, размахивая десяткой, как парламентер флажком, но очень скоро понуро притрусил обратно:

– Шеф, а она деньги утащила и тут же другую руку в щелку просунула!

Гадюкин молча вынул из кошелька вторую десятку.

– Шеф, а она третью руку протянула! – сбегав в студию, доложил запыхавшийся Лёва.

– Сейчас она у меня ноги протянет! – вызверился Гадюкин.

Он агрессивно шмыгнул носом, поддернул брюки и зашагал в студию, возбужденно размахивая руками.

– Слышь, Антоновна! Тут, кажись, не живая гадалка, а автомат! – азартно прокричала с верхней ступеньки стремянки Петровна. – Испортилася машинка, деньги обратно отдает!