Елена Логунова - Кукиш с икоркой

– Ерунда какая-то получается! – воскликнула подруга, с трудом оторвавшись от созерцания флюгерного кочета, закопченного, как безобразно пригоревшая курица-гриль. – В двадцать первом доме еще никто не живет! Там даже стекол в окнах нет, не то что жильцов!

– Думаешь, Лазарчук нас надул? Нарочно назвал нам неправильный адрес? – Я расстроилась.

– Нет, на такую подлость даже капитан не способен, – решила Ирка. – А ну-ка, дай мне ту бумажку, на которой ты записала адресок.

Я послушно передала подружке листочек с расплывчатыми коричневыми рунами.

– Минина, двадцать один, – прочитала Ирка. – Ленка, вспомни, Серега так и сказал: «двадцать один»? Не «дом двадцать один»?

– Так и сказал, – уныло кивнула я. И тут же встрепенулась: – А ну, дай обратно бумажку! Ирка, ты гений!

– Я всегда тебе об этом говорю, – напомнила подруга.

– Действительно, Лазарчук опустил слова «дом» и «квартира», а это что значит?

– Что Лазарчук, в отличие от меня, не гений, – резюмировала Ирка.

– Это само собой! – отмахнулась я. – Это значит, что Серега мог иметь в виду другой адрес: Минина, двадцать, один! То есть дом двадцать, квартира один! А я на слух не уловила разницы.

– Дом двадцать на другой стороне, – сказала Ирка, поворачивая ключ в замке зажигания.

«Шестерка» вновь в режиме слалома прокатилась меж мусорных куч, пересекла дорогу и вскоре остановилась у подъезда кирпичной пятиэтажки.

– Квартира номер один в первом подъезде, – сообщила мне Ирка, которой понравилось демонстрировать гениальность.

– Не держи меня за идиотку, – попросила я.

Мы вылезли из машины, опытным путем – по почтовым ящикам – нашли первый подъезд и остановились под лестницей, опасливо поглядывая на ободранную дерматиновую дверь с медной «единичкой».

– А что мы им скажем? – понизив голос, спросила Ирка. – И кому, собственно, им?

– Я предполагаю, что там живет родственница Людочки Петровой – мама или тетя, – поделилась я с подругой своими соображениями. – Не исключено также, что с ней проживает маленький мальчик по имени Андрей Андреевич, предположительно – сын Людочки.

– Так, давай прикинем, – Ирка скрестила руки на груди, завела глаза к потолку, густо утыканному обгоревшими спичками, и, притопывая, заговорила: – Людочка девица весьма молодая, значит, ее мама-тетя вряд ли уже достигла пенсионного возраста. Вероятно, она еще работает. Где, в таком случае, ребенок?

– С няней? – предположила я, вспомнив собственную ситуацию.

– Маловероятно, – отрезала Ирка, покосившись на непрезентабельную дверь, обтянутую потрескавшейся и облупившейся искусственной кожей, в прорехи которой выглядывал крошащийся желтый поролон. – Няня– это дорогое удовольствие.

– Кому ты говоришь! – вздохнула я.

– Я говорю, что ребенок сейчас наверняка в детском саду, – Ирка меня не слушала. – Эврика!

С Архимедовым кличем на устах подружка выскочила из подъезда, убежала к машине, открыла багажник и с головой залезла в него.

– Что ты ищешь? – подойдя поближе, поинтересовалась я.

– Троянскую лошадку, – ответила подруга. – Да где же это? Куда я ее сунула? Ага, вот!

Ирка вынырнула из багажника, держа в руках прозрачный пакет с какой-то разноцветной штуковиной. Я с подозрением посмотрела на пластмассовую закорюку в путанице красно-синих веревочек, не нашла в этой конструкции ни малейшего сходства с лошадкой и спросила:

– Это что?

– Это игрушечное баскетбольное кольцо, – ответила Ирка, закрывая багажник. – Я его Масяньке купила, да забыла отдать.

Подруга прищурилась на мою сумку и спросила:

– У тебя в твоей торбе не найдется пары бейджиков?

– Ой, да сколько угодно! – Я полезла в сумку.

Два-три раза в месяц городской Экспоцентр проводит различные выставки, а наша телекомпания регулярно их освещает. Представителей прессы организаторы мероприятия заботливо снабжают специальными пропусками, которые вручают журналистам уже в готовом к эксплуатации виде – запакованными в новенькие прозрачные бейджики. Так что этого добра у меня в сумке всегда навалом.

– Чудненько! – произнесла Ирка, придирчиво выбрав парочку экземпляров. – Достань, пожалуйста, из машины журнал.

– Бортовой? – съязвила я, немного досадуя на собственную несообразительность.

Мне пока не удалось уловить суть Иркиного замысла.

– Да нет, туристический. Во-он он, позади сидений, под самым стеклом валяется!

По просьбе подруги я достала из салона «шестерки» толстый глянцевый журнал с претенциозным названием «Вечное лето» и залюбовалась фотографией мускулистого загорелого парня с растрепанными морским ветром волосами и белозубой улыбкой. Свою пленительную улыбку красавец адресовал доске для серфинга, которую крепко обнимал, высокомерно игнорируя полуголых девиц, томящихся нежной страстью под сенью пальм. И чего, спрашивается, тушуются? Их так много, а красавец-серфингист всего один! Налетели бы на него всем скопом, отобрали проклятую доску – глядишь, и прорезался бы у парня инстинкт размножения…