Елена Логунова - Банда отпетых дизайнеров

– А я-то думала самолично шкуру с Дениса спустить! – зло сострила я, но тут же испугалась сказанного и мысленно попросила небеса не рассматривать мои неосторожные слова как заявку на исполнение.

По всему выходило, что я совершенно напрасно призывала громы и молнии на голову милого, «за здравие» которого теперь готова была горячо молиться.

– Отче наш! Спаси и помилуй! – устремив взор в потолок, попросила я.

Тут по моей спине прошелся ветерок: распахнулась входная дверь.

– Наш отче там, – сказал Зяма, заходя в квартиру.

Он указал на дверь, за которой лениво тюкал дятел, глазами, потому что руки у него были заняты.

– Я знаю, – коротко ответила я и с интересом посмотрела на плоскую квадратную коробку в руках брата. – А что это у тебя там? Уж не пицца ли?

– Она самая, – подтвердил Зяма, следуя в кухню. – Вот, пришлось сгонять за пиццей насущной, потому как наш с тобой отче спасать семью от голодной смерти сегодня не рвется. Кастрюльки пусты, в холодильнике шаром покати, а папуля пишет рекламацию на новый миксер, который не оправдал его ожиданий. Я понял, что спасение голодающих – дело рук самих голодающих, и принял меры.

– Золотые слова, Зяма! – вздохнула я, быстро выставляя на стол тарелки. – У меня для тебя плохие новости.

– Это неправильно, – невозмутимо отозвался братец, распаковывая пиццу. Голодный, он не интересовался ничем, кроме еды. – Должно быть две новости, одна плохая, другая хорошая.

Он проигнорировал тарелку и потащил кусок пирога из коробки прямиком в рот.

– Ладно, у меня для тебя две новости, одна хорошая, другая плохая, – я не стала спорить.

– Давай сначала плохую, – велел братец.

– Давай сначала пиццу! – возразила я, получив кусок, продолжила: – Плохая новость такая: у милиции есть информация, что Елену Яковлевну Цибулькину убил ее близкий друг, художник-дизайнер.

Зяма подавился пиццей и закашлялся. Я заботливо постучала его по спине и дождалась положенной реплики:

– А х-х-х…?

– А хорошая новость: в милиции думают, будто убийца – женщина.

– С чего это они так думают, интересно? – проглотив кусок, возмутился Зяма. – Я вроде выгляжу вполне мужественно!

– И даже в гей-парадах не участвуешь, – не удержавшись, съязвила я. – Не волнуйся, Зямка, твоя внешность тут ни при чем. Так вышло, что за тебя голову в петлю сунула Трошкина.

Я вкратце рассказала братишке об Алкиных утренних приключениях, и Зяма умилился:

– Трошкина – просто прелесть!

– Ты не в обиде на нее за вчерашнее? – осторожно спросила я.

– Я? В обиде? – Зяма удивился. – Скорее это она должна на меня обижаться! Я вчера ретировался в самый разгар событий, бежал, рыдая от смеха! Нехорошо, конечно, получилось, но ты просто не представляешь, какая хохма вышла!

– Если ты про гринпис, то я в курсе, – ухмыльнулась я. – Скажу Алке, что ты на нее не дуешься, а то бедняжка места себе не находит, видишь, какую самоотверженность проявляет. Вот из кого получилась бы настоящая жена декабриста!

– Ну, я-то в октябре родился! – быстро сказал Зяма, которому мысли о женитьбе претят так же, как и мне.

Было бы глупо говорить, что из Трошкиной вполне получилась бы и настоящая жена октябренка, поэтому я сменила тему, вернувшись к вопросу, требующему срочного решения.

– Зяма, рано или поздно недоразумение прояснится, станет известно, что Леночкин друг-дизайнер – это ты, и тебя арестуют! – напророчила я. – Ты хочешь в тюрьму?

Братец молча повертел пальцем у виска, замаслив мелированный завиток.

– Значит, пока мы не найдем настоящего убийцу, ты должен залечь на дно, – постановила я.

Тут мне вспомнился мясокомбинатский директор, буквально проделавший то же самое, но я не стала отвлекаться на скорбные думы. У меня уже вызрела дельная мысль.

– Пошли к Трошкиной, – подхватив из коробки последний кусок пиццы, скомандовала я.

У Трошкиной мы не засиделись. Я-то думала, Алка при виде добродушно ухмыляющегося Зямы возрадуется, просияет улыбкой и побежит, теряя тапки, ставить чайник, но вышло иначе. И в родном доме поесть не дали, и в гостях к столу не позвали! Я, правда, отведала Зяминой пиццы, но разве это еда? Так, легкий перекусон.

Углядев за моим плечом Зяму, Трошкина покраснела и затряслась, но не от смущения и радости, а от злости.

– Кузнецовы, вы спятили?! – гаркнула она. – Почему до сих пор не схоронились?

– Это что за глагол, подруга? – неприятно удивилась я. – Ты как будто торопишь нас в лучший из миров!