Дарья Донцова - Стриптиз Жар-птицы

– Товарищи, – отбросил официальный тон Иван Николаевич, – давайте не будем усложнять! Малова выбросилась из окна. Официальная версия…

– Самоубийство, – вздохнула Захаркина. – Наверное, несчастная любовь!

Иван Николаевич сузил глаза:

– Нет. Болезнь. При вскрытии трупа обнаружена опухоль головного мозга.

– Ах! – отреагировал зал.

– Малова плохо себя контролировала, не отвечала за свое поведение, вот и вывалилась наружу, – продолжал следователь.

– Я вам не верю! – сказал кто-то слева.

– А ну встаньте! – закричал Матвей. – Что о нас сотрудник органов подумает? Не институт, а базар! Одна кричит, не назвавшись, вторая туда же!

У окна поднялась тонкая фигура.

– Ася Рогова, – представилась девушка. – У Розы не было несчастной любви. Мы дружили, я бы знала.

– Конечно, милая, – неожиданно ласково закивал Матвей. – Слушай внимательно Ивана Николаевича. Он сообщил: Малова болела, опухоль мозга привела к неадекватному поступку.

– Не может такого быть, – твердо заявила Ася. – Мы же биологи и понимаем: внезапно плохо не станет, всегда есть предварительные симптомы болезни. Я не узкий специалист, но думаю, Роза должна была жаловаться на боли, головокружение, усталость, потерю памяти… Но ничего подобного не происходило. Она никогда не пила, водку тем более, лишь шампанское на Новый год, да и то два глотка.

Матвей в растерянности посмотрел на Ивана Николаевича, тот снова встал.

– Товарищи! У нас партийное собрание, следовательно, здесь все свои. Ладно, скажу правду. Но сначала ответьте: вы знаете, что институту до конца года должны выделить аж тридцать новых квартир?

– Да, – хором закричали сотрудники.

– Положительного решения пока нет, – продолжал Иван Николаевич, – но, учитывая, какой у вас замечательный ректор, как он бьется за своих сотрудников, думаю, скоро многие справят новоселье. Есть еще один секрет! Матвей Витальевич, можно про дачи расскажу?

– Валяй! – махнул рукой ректор.

– Колосков выбил вам землю около деревни Евстигнеевка, – возвестил Иван Николаевич, – там уже существует дачный кооператив «Стриж», у самого Матвея Витальевича в нем дом имеется, но теперь объединению разрешат расшириться. В месткоме имеется двадцать пять заявлений на дачи, участки получат все!

– Ура! – завопил народ. – Качать Колоскова!

– Стойте, – погасил общую радость Иван Николаевич, – пока ликовать рано. Повторяю: окончательного положительного ответа нет. Вопрос изучается на самом верху. Естественно, у занимающего высокий пост человека, который будет принимать решение, возникнет вопрос: а хорошие ли люди получат квартиры и дачи? Достойны ли они заботы? Какова обстановка в коллективе?

Иван Николаевич обвел притихший зал взглядом и продолжил:

– А ну как ему доложат: так себе людишки, у них там одна бабенка с чердака прыгнула… Встаньте на его место! Захочет ли он поощрить подобный коллектив? Ну, все поняли? Поэтому, товарищи, ради общего блага прекращаем визг. У Маловой имелась опухоль. Советский человек от любви не страдает, с чердака не сигает, и наши женщины алкоголем не увлекаются. Розу Малову сгубила болезнь, приведшая к помутнению рассудка! Она не понимала, что делает! Это трагедия! Никто не виноват! Увы, пока медицина не научилась справляться с такими бедами, но советская наука на переднем крае. А партия и правительство о вас заботятся. Квартиры! Дачи! Ответим ударным трудом! Ура, товарищи!

Иван Николаевич забил в ладоши, к нему мгновенно присоединился Матвей Витальевич, а за ним и весь зал. Людмила машинально аплодировала и вдруг заметила, какой взгляд Акула метнула в сторону Аси. Странно, что девушка от него сразу не превратилась в пепел.

После собрания Людмила собралась было идти домой, но вспомнила, что оставила в холодильнике на кафедре купленные в буфете сосиски, и поднялась туда. Щелкнула выключателем и вздрогнула – на диване, сжавшись в комок, лежала Ася.

– Тебе плохо? – испугалась Захаркина.

– Да, очень, – прошептала аспирантка. – Но, думаю, маме Розы Маловой, она на второй кафедре преподает и сидела на собрании, еще хуже. Народ продал Розку за квартиры и дачи. Ну не было у нее болезней! Не было! Мы дружили! Я знаю точно!

– Говоришь, мать Маловой в зале сидела? – спросила Захаркина. – Я с ней не знакома.

– Я видела ее в шестом ряду, около Лары Выхиной.

– И она не возражала, когда об опухоли речь пошла?

– Ну да!

– Следовательно, и тебе рот на замке держать надо, – предостерегла Людмила. – Молчание – золото.