Малколм Прайс - Аберистуит, любовь моя

Когда он закончил, я не знал, что сказать. Никто не знал. Повисло долгое молчание, а потом люди один за одним начали вставать и уходить. Я поблагодарил ветеранов за радуйте и поднялся на ноги. Когда я уходил, Джонни-рассказчик как бы отдал мне честь на прощание. В тот же миг полыхнула ветка в костре, и отсвет озарил половину его тела. Тут я понял, почему из всех собравшихся в ту ночь только он имел право рассказать истинную историю Рио-Кайриог. У него не было левой руки ниже локтя.

Когда я вернулся к трейлеру – сваренному из двух списанных после аварии половинок и нигде не числившемуся, незаметному с дороги, к тому трейлеру, о котором даже сторож не знал ничего, – я обнаружил, что рядом стоит полицейская машина.

– Думаешь, я не знал об этом паршивом трейлере? Да я мог тебя повязать, когда захочу.

Я поставил пластиковую кружку с растворимым супом перед Ллиносом. Казалось, миновали годы с тех пор, как я угощал супом Мивануи. Но прошла всего неделя с небольшим. На столе по-прежнему была разложена игра.

– Так почему ты этого не сделал?

Он провел по волосам пухлой рукой. Казалось, он не спал неделю, и что-то еще в нем изменилось: пропал устало-самоуверенный вид. Теперь вид был просто усталый. Он глядел на меня, будто бы прося о помощи.

– Думаю, к концу недели я останусь без работы.

Я моргнул.

– В полиции новый комиссар.

– Я его знаю?

– Ирод Дженкинс.

– Учитель физкультуры?

– Да.

– Мать-его.

– Скоро в этом городе не чихнешь без записки от мамочки.

Я долил в кружки с супом рому.

– Он чокнутый.

Ллинос глянул на меня – мол, кому ты рассказываешь. Затем вытащил из-под своего стула мешок и по столу подпихнул его мне. То был детский школьный рюкзак.

– Мы изъяли это из квартиры Мозгли после его исчезновения.

Я поглядел на полицейского – тот неловко заерзал в кресле, как бы сам себе не веря. Он мне помогал.

– Только пользы от него, мать-его, никакой, так что не радуйся.

Я расстегнул пряжки и открыл рюкзак. Внутри было четыре предмета, и я их выложил рядком возле настольной игры: полевой справочник грибника, «Розы Харона» Иова Горсейнона; квитанция из маскарадного подвальчика Дая Торт-Кидая; и, пожалуй, самое курьезное – краткое морское руководство XIX века «Дань бездне: справочник капитана по последним требам и погребению в море».

Я по очереди брал в руки каждую вещь, осматривал и клал на прежнее место.

Мы молчали.

Ллинос поднялся:

– Я же говорил, это ничего не даст.

Я проводил его к выходу, и некоторое время мы простояли лицом к лицу на ступеньке. Слагаемые нашей вселенной поменялись местами, будто стеклышки в калейдоскопе, и мы вдруг оказались по одну сторону фронта. Он протянул руку, и я ее пожал.

– На твоем месте, – сказал он, – я бы уехал из города. – А затем, уже сквозь приопущенное стекло машины: – Ты слышал о мамаше Мозгли?

– Нет, а что?

– Ее вчера заметили в аэропорту Кардиффа – она садилась на рейс «Аэролинеас Аргентина».

На следующее утро я проснулся поздно и понял только одно: пора убираться из города. Если о моей тайной норке знает Ллинос, вероятно, о ней известно еще уйме народу. Мне надоело пробираться везде тайком, притворяясь ветераном. Раз уж физрук возглавил полицию – мы все в дерьме. Я побросал кое-какие вещи в большую сумку на молнии и в последний раз, как я надеялся, вырядился ветераном. Может, нам с Мивануи удастся сесть на поезд до Шрусбери.

Дверь в квартиру Мивануи была приоткрыта, а сама квартира – покинута. Не на минутку оставлена, потому что жилец выскочил за молоком; там царила атмосфера гнезда, где остыли яйца, ибо родительскую пару кто-то спугнул. Ни в чем конкретно это не сказывалось, но такое бросается в глаза без явных признаков. На холодных батареях сушились лифчики и колготки. Повсюду раскиданы футболки и вывернутые наизнанку джинсы. Впритык друг к другу стояли кружки с растворимым кофе, который зарос зеленой шерстью, винные бутылки и полные окурков пивные банки, которые приклеились к поверхности липкими кольцами выдохшегося пойла. Недоеденные обеды навынос и приставшие к ковру жестянки с тунцом, из-под зубастых крышек которых торчали вилки. Одежда, наброшенная на плечики, повешенные на дверные ручки, видеокассеты со Шварценеггером и Сталлоне, сувениры леди Дианы, плакаты «Бон Джови», блестящие виниловые футлярчики для пузырьков с косметикой, содержимое которых выплеснулось на пол. Противозачаточные таблетки и тампоны. И воздух повсюду тучнел запахом скисшего пива, свечей и застарелого пердежа. Словно бабочка вылупилась из куколки на навозной куче. Но бабочка улетела.