Дарья Донцова - Приданое лохматой обезьяны

Я вздрогнула.

– Когда умер Кириллов?

Николай ответил:

– Точно час не назову, определение времени смерти не простая задача. Необходимо учесть множество факторов: температуру окружающей среды, влажность, наличие или отсутствие ветра. Хорошо бы знать, чем болел труп.

Услышав последнюю фразу, я про себя хихикнула. Вот они, восхитительные милицейские выражения! А эксперт, не заметив, как смешно звучит фраза «болел труп», продолжал:

– Если у него был диабет, процесс разложения протекает иначе, чем у человека, который относительно здоров. Или, например, если человек подхватил грипп, то температура его тела могла быть изначально более высокой, скажем, тридцать девять, а не тридцать шесть и шесть…

– День можешь назвать? – остановила я лекцию, от волнения перейдя на «ты».

– Да, – кивнул Николай, – вторник.

– Это невозможно! – подскочила я.

Криминалист вскинул брови.

– Почему?

– Антонину Михайловну Кириллову отравили в среду, – пояснила я, – она должна была умереть раньше, чем Никита.

– А она-то тут с какой стороны? – удивился Николай.

Настал мой черед изумляться.

– Тебе не сказали?

Собеседник насупился.

– О чем?

– Антонина Михайловна – мать Никиты, – выпалила я. – Тебя сходство фамилий не удивило?

– Кирилловы не Вырвиглаззадунайские, – меланхолично парировал Николай. – У меня один раз в морге четверо Сергеевых лежало, и они друг с другом знакомы не были.

– Уверен, что сын покончил с собой во вторник? – наседала я.

– Ты сомневаешься в моих знаниях? – надулся криминалист, тоже забыв о вежливости.

– Никита умер после того, как отвез коньяк в офис Ускова, никак иначе! – зачастила я. – По-другому не получается. Проверь еще раз! Уточни! Похоже, ты ошибся!

Николай сложил руки на груди.

– Не первый год у стола! Знаешь, сколько раз я слышал от следователей: «Коля, ты не прав!» Да только всегда по-моему оказывалось. Следаки накосячили, склепали версию, да кое-где не сходится. А я улики посмотрел, и мое мнение вразрез с их шалтаем-болтаем в конфликт вступило. Запомни, живые врут, а мертвые никогда! Никита умер во вторник, сомнений нет. Вопрос: если ты считаешь меня тупым идиотом, зачем завела разговор о совместной книге?

– Вообще-то эта идея пришла в голову тебе, – напомнила я. – Просто спросила, не перепутал ли ты чего. Сам знаешь, иногда криминалисты совершают ошибки. Одни случайно, а другие нет. Вспомни своего коллегу Назарова – его в июле уволили за подтасовку улик. Мне Юра рассказал про художества эксперта.

Николай встал.

– Никому не позволено усомниться в моей честности!

– Мне такое и в голову не придет, – залебезила я, – извини, не хотела тебя обидеть.

– Ни один человек не имеет права обвинять Николая Обухова в халатности! – трубил криминалист. – Давно меня так не оскорбляли!

– Ты меня неправильно понял, – попыталась я затоптать разгорающийся пожар, – я всего лишь хотела…

Николай пошел к двери. На пороге он бросил короткую фразу:

– Я в тебе глубоко разочарован. – И исчез.

– Будете оплачивать или еще чего закажете? – спросила подлетевшая официантка.

Я окинула взглядом пустые чашки и тарелки. Глубочайшее возмущение не позволило Николаю вспомнить о счете. Да уж, хороший кавалер! И еще болезненно самолюбивый. Ну что такого ужасного я сказала? Можно было спокойно ответить: «Нет, головой отвечаю за результат». И все, я поняла бы, что неправа, что Никита не мог убить Антонину Михайловну и Ускова, потому что у него самое твердое на земле алиби: он был мертв на момент совершения преступления.

– Еще кофе? – настаивала официантка.

– Принесите лучше чай, – сказала я. – Кстати, нет ли у вас в аптечке таблеток от глупости? Я бы съела пару штук.

Девушка рассмеялась и поторопилась к барной стойке.

В то же мгновение ожил мой мобильный, я схватила трубку и услышала бодрый голос Зои:

– Почтальон Печкин, принес письмо про вашего мальчика, вернее, девочку!

– Нашла дело Эльвиры Разбаевой? – обрадовалась я.

– Отрылись бумажонки, – подтвердила Зоя. – Но ничего особенного. Двухлетняя Эльвира выпала из окна детсада во время тихого часа. В халатности, повлекшей за собой смерть ребенка, обвинили воспитательницу Еврикову Валентину Никитичну. Хотели привлечь еще директрису, Маркштейн Клару Егоровну, но у той случился инфаркт. Через пару месяцев Маркштейн умерла.

– Еврикова жива? – с надеждой поинтересовалась я.

В моей голове появилась версия: кто-то из участников событий семнадцатилетней давности мог выяснить правду, нашел Антонину Михайловну и отомстил ей. При чем тут Усков? Я уже отвечала на этот вопрос: Николай Ефимович – случайная жертва.