Дарья Донцова - Приданое лохматой обезьяны

– Ей деньги уже не понадобятся, – оправдывалась она сейчас, – а мне кто долг вернет? Я взяла свое. Кстати, давала ей полтыщи, а вернула двести, с остальными придется навсегда проститься. Я не душила Нику, честное слово!

Я молча смотрела на Марину. Похоже, она не врет. Я знаю, что Нику отравили, но нарочно назвала другую причину смерти. Убийца мог выдать себя, удивиться, услышав про удушение, но Марина даже не моргнула, в ее глазах не появилось недоумения, она приняла мои слова всерьез и искренне думает, что Ника погибла от асфиксии. Либо стриптизерша – гениальная актриса и хладнокровный спецагент в одном флаконе, либо на самом деле она ни при чем.

Мое молчание заставило Марину занервничать, и она решила оправдаться, очернив Нику:

– Не думай, что Малышева белая и пушистая. Мы с ней откровенно разговаривали. Да, ей вначале нравился Никита, он первый, кто на Нику внимание обратил. До него мальчики за Малышевой не бегали: плохо одета, из неблагополучной семьи, не красавица. Но Кириллову Ника понравилась, а ей по кайфу было девчонкам в группе нос утереть. В медучилище парней мало, за них драка идет, и рейтинг Малышевой зашкалил, когда народ про ее амур с Кирилловым узнал. Ника прямо балдела. Она из барака, поэтому считала убогую нору Антонины Михайловны дворцом. Что девчонка видела? «Быстроцыпа» для Малышевой – наикрутейший ресторан, вещевой рынок – супер-пупер бутик. Как она рот разинула, когда в клуб попала! Ну да, я не в помойку ее привела, куда Никита изредка Нику приглашал, а в элитное место. Встала она у бара и шепчет: «Марина! Возьмут меня сюда на работу, умру от счастья». И сразу ей Никита не нужен стал, сообразила, что есть на свете другие мужчины. Мне честно про свои намерения растрепала: «Скоро Антонина умрет, Никита на мне женится, пропишусь в его квартире, поживу с ним сколько надо, чтобы при разводе квадратные метры напополам разделили, и уйду в автономное плавание».

– Оборотистая девочка… – протянула я. – Даже слишком для неполных восемнадцати лет. А мне показалось, что Малышева и Никита любили друг друга. Парень поругался с мамой, которая не хотела принимать его невесту, и ребята решили вместе жить в гараже.

– Может, вначале так и было, – кивнула Марина, – но потом они лаяться стали. Ника бы давно от Никиты ушла, но уж очень ей в барак возвращаться не хотелось. Малышева странная была, у нее настроение менялось, как диски у диджея. Утром она мать любит, бежит искать алкоголичку, находит, в барак тащит, уговаривает не пить. Встретишь Нику в обед – глаза сверкают, орет: «Ненавижу мамашу. Всю жизнь мне сломала, никак не сдохнет!» Вечером снова об Алке вспомнит и давай плакать: «Мамуля несчастная, ее вечно мужики обманывают. Пойду, посмотрю, не упала ли она на улице, еще замерзнет, как я без нее останусь…» Да что за день – за час у нее настроение восемь раз смениться могло.

Я улыбнулась Марине.

– Я поняла, у Ники была неустойчивая психика. Но меня заинтересовало иное. Почему Антонине предстояло вскоре умереть? Она болела?

В глазах стриптизерши мелькнула тень.

– Ей поставили диагноз. Рак! Все! Ну, совсем мало бабе жить осталось!

Я брезгливо поморщилась.

– Перестань врать. Патологоанатом уже сделал вскрытие и выяснил: здоровью Антонины Михайловны легко могли позавидовать молодые люди. Давай начнем заново. Даю тебе последний шанс ответить честно. Почему Ника пророчила матери Никиты скорую смерть? Девушка решила, что Антонина зажилась на этом свете, ей пора отбыть в мир иной, оставив любимому сыночку квартиру?

Марина замахала руками.

– Нет! Ника не способна на убийство!

– Даже ради квартиры? – задала я провокационный вопрос. – Рай в гараже хорош один, ну два дня, потом захочется элементарного комфорта.

Марина замотала головой.

– Говорю же, нет! Один раз я порезала палец, так Ника при виде крови в обморок бухнулась. Без прикола. На самом деле.

– Хороша медсестра, – удивилась я.

Танцовщица скрестила ноги.

– Поэтому у нее с учебой и не получалось. В манекен Малышева бойко шприц втыкала, а когда ее зимой на практику в больницу отправили, опозорилась. Никто учениц к процедурам не допускал, но они имели дело с больными, подавали опытным медсестрам средства для перевязок, отвозили каталки в палату. Ника продержалась в клинике два дня, потом притворилась больной и еле-еле вымолила себе зачет.

– Зачем же так мучиться? Не проще ли было выбрать другую профессию?

– Медучилище, куда поступила Малышева, принимает всех без экзаменов, – вздохнула Марина, – в остальные места конкурс. Куда было Нике податься? Она опасалась, что, если бросит школу и не пойдет в училище, ее семьей займутся органы опеки. Мать лишат родительских прав, ее запихнут в интернат. Медучилище – укрытие. Я Нике велела: «Сиди тихо – и тебе поставят тройки. Администрацию ругают за двоечников. Исполнится восемнадцать, забудешь про шприцы и станешь стриптизершей. За пару месяцев до совершеннолетия дирекция клуба может закрыть глаза на возраст и поставить тебя у шеста. А в семнадцать и не мечтай среди гоу-гоу очутиться. Хозяевам неприятности не нужны».