Юлия Климова - Здравствуйте, я Ваша золушка

– А я и раньше не сердилась… – пожала плечами Сашенька.

– И мы сейчас же едем обратно – домой? – продолжал штурм Пашка.

В носу опять защекотало, и Сашенька на секунду зажмурилась, задержала дыхание, чтобы не чихнуть. Нет, Пашку она больше не любит и, самое странное, – он стал для нее абсолютно чужим. Больше не хочется ему доверять, не хочется делиться радостями и горестями. Нет, это уже не ее Пашка, и она уже не его…

– Я не могу, – ответила Сашенька, поднимаясь. – Мне надо щи сварить и вообще…

– Какие щи? – Пашка даже растерялся.

– С капустой и сладким перцем, – пояснила Сашенька, нетерпеливо глядя на дверь подъезда. Федор Иванович только такие уважает.

– Подожди. – вскинулся Пашка. – Я же с тобой о нашем будущем разговариваю! Мы поженимся, обязательно поженимся! Следующей весной. Обещаю! И с теткой твоей я разберусь, не беспокойся, больно наглая она и жадная. Ты можешь на меня положиться, я тебя в обиду не дам!

«Поздно», – устало, без тени злорадства, подумала Сашенька, а вслух сказала:

– Ты меня тоже извини. Все теперь по-другому… Извини.

Подскочив, Пашка принялся нарезать круги возле скамейки.

– Конечно, у тебя теперь крутая работа и на мозги никто не капает… но ты не должна менять настоящие чувства на иллюзии, – он сбился с мысли, остановился и посмотрел на нее. – Федор Иванович этот… он к тебе пристает?

Сашенька засмеялась – сначала тихо, а затем громче.

– Ты что? – она махнула рукой и потянулась к пакету. – Он замечательный, он обо мне по-настоящему заботится. Как дедушка, понимаешь?

– А с чего бы ему о тебе заботиться? – ехидно сморщился Пашка.

– Просто так… – Саша перестала смеяться, – по-человечески.

Нахмурившись, Пашка вновь плюхнулся на скамейку.

– Короче, мы уезжаем – и все, – решительно заявил он. – Я тебя люблю, ты меня любишь, а остальное – ерунда!

Да, когда-то Сашеньке было хорошо с ним, но теперь она знает, каково это, когда земля уходит из под ног, когда мир кружит голову яркими красками, когда рассыпаются сомнения, когда хочется раскинуть руки, подпрыгнуть и полететь, когда за один взгляд, прикосновение полжизни отдать не жалко, когда болит в душе, и страшно, если эта боль вдруг оборвется.

– Извини, Паша… но я не люблю тебя, – тихим, но твердым голосом проговорила Саша.

Пашка замер с открытым ртом.

Дернув пакет, Сашенька устремилась к подъезду. Она чувствовала себя немного виноватой и… счастливой, будто с плеч упал тяжелый груз, мучавший ее очень долго. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Прости, Пашка, прости, а еще – спасибо…

* * *

Федор Иванович возвращался домой в состоянии головокружительного опьянения. Нет, алкоголь к этому не имел никакого отношения – Машенька, его милая добрая Машенька перечеркнула прежнюю обиду и, как самый ценный подарок, протянула ему надежду. Понимать же надо! Уж он теперь о-го-го! Уж он теперь не подведет! Не осталось в нем дури ни грамулечки, знает, знает он теперь, как легко потерять самое главное, самое дорогое в жизни. Машенька для него – все!

Шагнув на дорожку детской площадки и улыбнувшись до ушей, Федор Иванович углубился в мечты о будущем, но ход мыслей довольно быстро прервался – около подъезда он увидел Сашеньку и незнакомого молодого человека. Худой, волосы светлые, прямые – челка на глаза падает. Кто таков? Уж не тот ли самый, про которого она в журнале писала? Уж не тот ли самый, с которым она хотела встретиться на балу? Уж не тот ли самый, который душу ей разбередил?

Федор Иванович пошел медленнее, а затем и вовсе остановился. Беспокойство и любопытство крепко схватили его за руку и потянули в сторону пестрых кустов. Подслушивать и подглядывать, конечно, плохо, но он волнуется за Сашеньку, а как иначе? Она ему, между прочим, не чужой человек. Жизненного опыта у нее маловато, сама может и не разобраться: кто положительный, а кто – так себе; кто честен, а кто врет. И получается, что небольшая разведка необходима!

Федор Иванович осторожно продвинулся вперед и навострил уши. Обрывки фраз, долетевшие до него, особо картину не прояснили, но вот имя паренька сказало о многом.

Паша…

Ага… попался, голубчик… прикатил, значит… А зачем? Глаза Федора Ивановича вспыхнули недобрым огнем – так просто Сашеньку он не отдаст, не позволит ее обижать. Да, он и сам не безгрешен, но это совсем другая история.

«Я приехал за тобой… Теперь все будет по-другому». Опомнился! Ну-ну, кто бы сомневался, другой такой девчушки просто нет!