Елена Кассирова - Кремлевский фантомас

Но наплевал Касаткин и на дешевую сретенскую галантерею, и на дорогую лубянскую «Али-бабу». Он пошел в ЦУМ. Обошел отдел кондового золота. Подошел к витрине фирмы «Сваровски». Свежий хрустальный слоник смотрелся лучше брильянтовых монстров ювелирторга и старья антикварок. Ювелиры в древности работали совсем коряво, хотя и не корявей русского Левши. А сваровская брошь новотехнична, но с духом старины: сорокалетней давности мода на слоников – уже не старина, а античность.

Продавщица отперла искрящийся стеллаж, сняла с бархатной подставочки указанное изделие.

– Неужели последнее забираю? – удивился Костя.

– Нет, у нас всё в эксклюзиве, – гордо объяснила

девушка.

«Ишь ты, эксклюзив! Логопеды их учат, что ли?» подумал тогда Костя.

Костя вошел в кухню.

Шел разговор женский, о политике.

На столе Катин пирог с клубничинами на взбитых сливках и именинным ангелком из белого шоколада.

В честь Кости.

А Костя положил перед Катей белый коробок. Слоник обошел всех и был приколот Кате на майку.

– Теперь и у меня фамильная драгоценность, сказала Катя.

Чокнулись за Катю.

– А по-моему, очень современно, – сказала генеральша.

– И хорошо, – сказал Костя. – Новое качество лучше. А вы что скажете, мадам искусствовед?

– Хуже, – сказала Маняша. – Всё равно всё от варваров. Только без их секретов. Раньше душой тачали, теперь машиной.

Маняша грустно улыбнулась.

– Но бирюльками, – добавила она, – я давно сыта. Я, Костик, подарки принимаю деньгами.

– А мне, – сказала Катя, – чем больше цацок, тем больше хочется.

– Как Фантомасу, – сказал Костя.

– Но я во власть не рвусь.

– А Фантомас, как известно, рвется, – докончил Костя.

И пятница кончилась замечательно.

Катя, ее стриженая макушка и брошка на желтой майке, костино расследование – статеечка «Тайная Вечеря», вино «Либ фрау милк».

Костя размяк, поглупел. И вот пришло озарение.

– Брюлики и власть, – объявил он, – видимой связи не имеют, но корень у них один: амбиции.

– А все эти потехины одним миром мазаны, – добавила генеральша.

– Ну тя, Михална, – махнула на нее няня Паня. – Вовка парень ничаво.

– Ничего, а старух обирает. Купил у меня канде­лябр. Знала бы, в музей снесла. Дал пятьдесятку.

– Пиисятка не пиисятка, Вовка на грабеж не пой­дет. Чё ему мараться. Вон и бабу какую оторвал, красотуля.

– Чечмечка, – сказала Лидия.

– Чеченка, – сказала Маняша.

– Да нет, не похожа, – заступилась за жену Потехина няня Паня.

– Крашеная, – возразила Лидия. – Сталин тоже гулял с паспортом «Чижиков» и не попался. А перекисью Иосиф Виссарионович не красился.

– Да! Насчет «красился», – сказал Костя.

И рассказал новости. Фантомас объявился с подружкой. Увели из «Али-бабы» на Лубянке музейную панагию. Он с бородой, она размалевана. Короче, сладкая парочка.

– Ишь, сладкая, – буркнула няня Паня. – У нас в Оружейке тоже все сладкие…

Костя потянулся за пирогом.

– Оставь бабушке, – сказала Катя, – она любит сладкое.

– Прямо тебе сахарные, – продолжала Паня. – Иной раз сяду в зале, подяжурить за Веру Кистинтиновну. Ишь – думаю – ходят, зыркают, а ведь не дети. И чё им зыркать? Ходют, грязь носют. Ишь, ведь… Седина в бороду… Вчерась совсем смех…

Зазвонил телефон. Порфирьева, Роза Федоровна, вызвала Паню.

– Плохо ей, что ли? – спросила Катя.

– Гости, наверно, – сказала Лидия с улыбкой. – Неугомонная.

– Проверю-ка я бабу Клаву, – тоже встала было Маняша. – Что-то она молчит.

– Сиди, – сказал Костя, – я сам схожу. Он дошел до бабки и приоткрыл дверь. Бабушка лежала мирно и моргала.

– Писать не хочешь?

– Э.

– Точно нет?

– А.

Костя вернулся на кухню. Вернулась и няня Паня, но посиделки дали трещину. Фомичевы прощались с Катей и говорили: «Катенька, приходите», – няня Паня, посерьезнев после Розиного звонка, досиживала из приличия и строго смотрела в чашку с чаем.

Костя сел рядом с Катей и положил голову на острое подружкино плечо. Катя положила голову на его голову.

– Ну, так что, нянь-Пань? Как там твои оружейные парочки? – напомнил старухе Костя.

– Парочки, парочки, бараны да ярочки, – сказала няня Паня, поджав губы. И встала.

Встали и Костя с Катей. Они пошли спать, а няня Паня ругаться с Розой Федоровной. Паня с Розой тоже были сладкой парочкой, и неизвестно, кому из них обеих становилось от ругани слаще.

Аркаша Блевицкий пил за здоровье старухи Порфирьевой: он проживал последнее время ее деньги. Получил он их как комиссионные.