Люда и Игорь Тимуриды - СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

Я добралась до машины, когда любознательный ребенок уже давил на педали и сдвинул передачу.

Вытянув ее из-за руля, я ее здорово отшлепала, вся вне себя от ужаса. А потом, выдыхая задержанный вдох после пережитой жути, прижала к себе.

Она тоже прижалась ко мне. Она была такая маленькая и костлявая.

Мы замерли.

- Что ж ты делаешь, дура? – тихо сказала я, крепче прижав к себе и вздохнув. – Ты ж убилась бы только так...

- Зато ты бы плакала и носила бы мне варенье... – тихо-тихо как-то искренне всхлипнула она.

- Пошли, я тебя отведу домой... Где твоя мама?

- А мамы нет... – как-то просто сказала она.

- А отец...

- И отца нет...

- Но кто-то ж у тебя есть? – сквозь сострадание сказала я. – Кто-то ж тебя одевает!

- Я дома весь день одна... – печально сказала малолетняя принцесса.

Зазвонил мобильник.

Я дернулась. Похлопала по карманам и в сумке, но у меня его не было. Подняв глаза, я увидела, как по нему говорит санитар.

- Наш телефон! – сказала принцесса. – Надо было забрать! Все равно санитар присвоил...

- Мммм... – сказала я, садясь на сиденье, ибо думала, что я дойду от этого ребенка.

И тут до меня дошло.

- Слушай, а что это ты такая костлявая? – недоуменно спросила я. – Тебя что, голодом морят? Почему у тебя тело, как у бронтозавра, бронебойными пластинками?

Она подозрительно вздрогнула.

- Это болезнь... Ее нельзя показывать... – быстро сказала она. – Меня нельзя касаться, я умираю!

Но через секунду я уже обыскивала ее по полной программе, вынимая отовсюду свои доллары, пачки денег от монопольки, ключи...

Хоть я дура, но я устроила ей настоящий шмон.

- Я не воровка, – отчаянно плакала она. – И тебе что, залко... У тебя их много... Я только одну взяла!

- Мне не жалко этих пачек от монопольки, – сказала я, вытаскивая отовсюду эти дурацкие пачки от монопольки мужа, – но это дело принципа!

Хоть это и бумага, я специально пересчитала все пачки, выкинув их из сумки и перекинув обратно. Я помнила сколько их было. Каждая по тысяче банкнот. С дурацкой надписью Е. Только мужчины это могли придумать. Пятьсот Е – это сдохнуть можно.

Все пачки были на месте и заклеены.

Потом пересчитала драгоценные доллары. Три пачки.

Она и их умудрилась своровать.

Потом дала ей по голове.

- Поехали к твоим родителям! – жестко сказала я. – Я им объясню, какая ты воровка...

Она вдруг тоненько заплакала.

- Я не хотела... Честное слово, я не хотела... – как-то тоненько сказала она. – Я как увидела их, так в голове все помутилось – думала одну возьму, остров на Крите куплю, буду жить сама... И знала, что тебя люблю, а все равно не смогла удержаться... Я теперь одна...

- Это фальшивые деньги... – буркнула я с плохо скрываемым превосходством над ребенком. – Таких не бывает... Это от игры...

- Я понимаю... – всхлипнула она. – Большая Игра... Я же видела, что на тебя охотятся...

Я подумала, что эти бумажки надо быстрей сжечь, чтоб никого не вводить в соблазн.

И тут я увидела в окне ту самую медсестру в окне. Только теперь она была в другом халате, отдавала приказания, все бегали и суетились. На мгновение я уловила ее взгляд сейчас – чудовищной властности взор, гордый, прекрасный разворот головы, ощущение свой какой-то ирреальной мощи, какая-то печальная мудрость – все это как-то странно давало ощущение достоинства и мастерства. Почему-то сейчас ее случайный взгляд нес ощущение силы.

- Странная медсестра какая-то, – задумчиво сказала я, приобняв принцессу за плечи перед собой, чтоб она ничего не сперла. Малая тоже смотрела на медсестру заворожено.

- Какая медсестра? – подозрительно спросила подошедшая старая нянечка, выносившая какой-то мешок на улицу.

- Вон та женщина, – сказали мы одновременно с принцессой, одновременно же показав на нее рукой. И обе засмеялись этим.

- Да вы что, с ума сошли, – каким-то странным оборвавшимся голосом спросила нянечка. – Какая это вам медсестра!

Медсестра снова обернулась в окне, и снова меня резанул по душе прекрасный взгляд Мастера.

- Кто это? – удивилась я. – Ведь это моя медсестра... Она мне написала, успокаивала...

И я вдруг вспомнила, как видела ее по телевизору, только почему-то она шла в окружении тысяч людей в Америке, и стотысячная толпа ревела от восторга, стараясь хоть увидеть ее.

- Это кардиохирург мировой славы Любовь Федоровна, ученица знаменитого Амосова; Мастер, которых нет... – тихо сказал подошедший сзади человек, в котором я узнала тоже знаменитого врача. – Ее благодарят ежедневно в молитвах тысячи за спасение, а знают всюду... Она могла бы получать миллионы за некоторые операции, ибо они неповторимы... Но она всех оперирует бесплатно... Из принципа.