Люда и Игорь Тимуриды - СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

Почему-то от белобрысого донесся стон. Он плакал. Саня волком смотрела на меня, словно защищая его.

- Оно к лучшему, возможно, что мы попали в другие руки. Кому нужна такая мама, она словно скотину заклеймила нас медицинским клеймом с номером, как это можно было вообще додуматься, чем это было для нас! – зло сказала Юля, без стыда показывая на свою внутреннюю сторону бедра у самого схода ног. – Нянечка ее запомнила по этому ужасу! Подумать только, у меня номер... – она яростно выругалась.

- Да, у меня тоже эта тату есть, – вздохнула я. – Только я номер разглядеть не смогла... Она тусклая, да и слишком неудобно расположена, да и стыдно просить туда поглядеть другого человека... – смутилась я.

- Я могу посмотреть! – шутливо предложил один из бойцов.

Белобрысый, который сидел, сжав зубы, так глянул отчего-то на него, что тот прикусил язык. Я не обратила внимания. Меня занимало другое.

- Ты маму проверила, как меня, на анализ? – спросила я.

- Угу... – кивнула Юля. – Умудрилась взять... Если бы это был папаша, пришлось бы ему на основании этих данных платить алименты...

Я замолчала.

- А дальше ты знаешь... – сказала Юля. – Ты стала в результате ожога немного странной, и поэтому болталась непонятно где, часами застывая в этой чертовой малине-бильярдной. Ты стала играть, Иван полюбил тебя, такую одинокую, как своего ребенка. И втянул тебя, а значит и меня, в самое гадское преступное кубло той ушедшей страны, в самую гущу, верхушку криминального мира, которую и в тюрьмах то не сыщешь...

- Гад! – раздался чудовищный удар, треск и рев голоса. Я резко обернулась – кто-то, может белобрысый, разбил ударом руки вертолетную седушку, хоть это и невозможно. Лицо его было искажено болью, он приподнимался...

- Успокойтесь, девочки! – быстро сказал нам один из его бойцов, бывший рядом. – Это мы поспорили, а на него временами находит...

Я пожала плечами и замолчала.

Я просто молча смотрела в окно. Мне надо было подумать. Или просто постоять вот так. Чтоб сердце перестало биться как бешенное. Я называла это – подумать. Я просто стояла, стояла, и смотрела, смотрела... И молчала, молчала...

- Что больно? – услышала я, как боец белобрысого хлопнул того по спине. Странно, – подумала я. Лицо белобрысого было искажено страданием. Они вели беседу очень тихо, и я не слушала их, пропуская слова мимо сознания.

- Мммм... – тот застонал. – Ты не понимаешь, что это такое... Это же не вернуть никогда. Я не видел...

- Ты никогда не увидишь, как они шли в первый класс, кончали школу... – ухмыльнулся тот.

Белобрысый замахнулся на него. Они мне мешали, дурацкие люди. Мне хотелось побыть одной, просто побыть одной.

Я сама не понимала, что со мной происходит. В сердце была и тоска, и клубок непонятных терпких и невыносимых чувств, к которым я не привыкла.

- Куда мы летим? – спросила Юля. – Нас не собьют? Или мы летим в место, где нас никто не станет искать?

Я медленно глянула вниз в окно. Под нами была Москва.

Я вздрогнула.

- Да, они действительно не подумают, что мы сюда можем прилететь, ибо это значило бы нам самим лечь на гильотину... – я меланхолично стала тыкать пальцем в странный телефончик, что я отобрала из рук убитого человека, что командовал, – и поэтому не собьют нас?

- Что ты хочешь делать? – мрачно спросила Саня, отбирая у меня странную трубку и включая ее.

- Позвонить брату, чтобы он составил за меня завещание... – лениво сказала я.

Белобрысый отобрал аппаратик у Сани.

- Где он?

- В Германии временно... – равнодушно ответила я.

- Вот, бери! – белобрысый, странно глядящий на меня и на Юлю, включил аппаратик, что-то понабирал на нем, и протянул мне, странно пронзительно глядя в мои глаза.

- А говорили, связь не работает... – набрав номер и поднося к уху аппарат, разочаровано сказала я, поняв, что телефон отлично работает.

Напрасно я это сказала. Все мужчины в вертолете словно взорвались, хватаясь за свои телефоны и рации. И уже никого и ничего не видели.

– А я то, глупая, думала, что нас потому не сбили, что они и тут во всех диапазонах радио глушат, даже радиолокаторы... – в одиночестве продолжила я, и совсем расстроилась. Потому что похороны, оказывается, могли состояться в любую минуту, а со мной даже никто не поплакался.

Но меня никто не услышал. Они точно прозрели, что есть связь, будто я их ткнула носом. В то, что они должны были сделать сами. Даже белобрысый. Они выхватывали странные аппаратики, которые не были в продаже никогда и ни в одном магазине, нажимали странные коды, говорили странные цифры.