— Отнесите, пожалуйста, в холодильник.
Патриция укрепилась в своих подозрениях. Он заметил листки и заинтересовался: что это она так поспешно спрятала?
— У меня голова болит, — сказала Патриция и для верности легла на кровать.
— В следующий раз перед тренировкой обейте шкаф войлоком, — посоветовал Комито, отправляясь на кухню.
Патриция торопливо скомкала листки и забросила под кровать.
— Где ваша подруга? — донесся с кухни голос Комито.
— Она… — Патриция запнулась, не зная, что сказать.
Сознаться, что Элен уехала в город и что сама она осталась совершенно одна и ни на чью помощь рассчитывать не может? Кто знает, с какими намерениями явился сюда Комито? Патриция почувствовала, как заледенели кончики пальцев. До сих пор ее мутило от отвращения. Теперь затошнило от страха.
— Элен… Ее нет…
— А я и не заметил, — ответствовал Комито, возвращаясь в комнату.
— Зато Эндо поблизости! — вскричала Патриция, обретая голос.
— Отлично. Скоро он появится?
— С минуты на минуту, — напряженно отвечала Патриция, прекрасно зная, что в ближайшее время Эндо ждать не приходится.
— Отлично, — повторил Комито. — А то у меня только два часа в запасе. Если опоздаю на совещание, дело поручат кому-нибудь другому. Ну вот, — Комито скомкал и отбросил в сторону сумку, — накрываем на четверых? Вы в состоянии заварить чай?
Патриция молчала добрых пять минут, прежде чем ответить.
— Да.
Поднялась и направилась на кухню. Велела:
— Идите со мной.
Комито повиновался, прислонился к косяку и стал смотреть, как она заваривает чай. Молчание было невыносимо, и Патриция отважилась спросить:
— Кто это вас разукрасил? — Она имела в виду синяк.
Комито ухмыльнулся и потрогал скулу пальцем.
— Брат гневался. Из-за лодки, зачем взял без спроса? Ничего, Тои от меня почище досталось.
Патриция прошептала, что ей очень жаль. Представила, как весело они перебирались в этот домик, смеялись, спорили. И как нехорошо стало на сердце, когда выяснилось, что лодка добыта обманом, Тои подвел Комито, а Комито — брата. Тягостное чувство рассеялось не сразу — словно дурное предзнаменование получили.
Комито начал насвистывать. У Патриции задрожали руки. Снова вспомнились дни, проведенные на раскопках. Все участники экспедиции тогда, казалось, сроднились друг с другом. По утрам дружно бегали купаться в реке. Мужчины повадились прыгать с обрыва на кучу песка, вместе с осыпающимся песком катиться вниз, к воде. Их примеру последовали и женщины. Патриция оказалась самой большой трусихой. Отшатывалась от края, не решаясь прыгнуть, а Комито уверял ее, что это ничуть не страшно. Потом взял да и столкнул вниз, и она, визжа и хохоча, покатилась к воде. Примерно тем же способом он научил кого-то плавать.
Патриции внезапно захотелось, чтобы Комито поднялся и ушел. Потом она объяснит Эндо, как все случилось. Достаточно будет сообщить в полицию имя и адрес. Пусть полицейские сами ловят Комито, выслеживают на Лисьей горе, ставят западни. Она не желает, чтобы бывшего приятеля арестовали в ее доме, надели наручники…
Патриция тряхнула головой. Наручники? Арест? Бред какой-то! Она сама этому не верит. Готова подозревать кого угодно, только не Комито. Он не убийца, приезд сюда — случайное совпадение.
Комито перестал свистеть и подошел поближе к крохотному столику.
— Что же вы не похвастаетесь новым приобретением? Профессор Шень сказал — купили какой-то необыкновенный чайник. Можно взглянуть?
Патриция выплеснула кипяток себе на руку. Вот так, без долгих подходов. Сразу перешел к делу. Имел наглость сослаться на профессора Шеня. Патриция представила, каким ударом будет эта история для их старого наставника. Комито всегда был любимцем профессора. Шень ценил горячечную одержимость делом, какая была свойственна и ему самому. Именно Комито доверили первым войти в тайник с фарфором. Не там ли рьяный ученик и прикарманил крышечку от чайника?
Патриция закрыла ладонью глаза. Впрочем, скрывать слезы не было нужды. Ошпаренная рука их вполне оправдывала.
Комито отыскал в аптечке мазь от ожогов. Выбранил Патрицию: нечего вставать, если ей так худо. Обругал Эндо и Элен: хороши, бросили больную. Потом и себя отчитал: есть глаза или нет, видит — человеку плохо, мог бы и сам заварить чай.
Патриции хотелось зажать уши. Его забота казалась нарочитой, сочувственный тон — лживым. Чем больше Комито проявлял внимание, тем сильнее Патриция заливалась слезами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу