Юлия Чернова - Павильон Зеленого Солнца

Профессор Шень встретил гостей у порога. Больше всего он напомнил Элен продавца чайника, с той только разницей, что был одет не в тайанский кафтан, а в современный европейский костюм. Остальное совпадало в точности: пергаментный цвет кожи, реденькая бороденка, частые улыбки и поклоны. От улыбок он перешел к рукопожатиям и объятиям. Весь прямо-таки лучился радостью. Эндо, Патриция и даже Элен не могли не просиять в ответ. Было приятно сознавать, что именно они являются причиной столь бурного ликования.

Поначалу профессор мог выражать свои чувства только восклицаниями (Ах! Ох! Как! Неужели! О, чудо!), потом перешел к фразам (Вы ли это? Какое счастье! Я не в силах поверить своим глазам!) и только спустя пять минут разразился длинной приветственной речью. Вкратце она сводилась к тому, что профессор — необыкновенно счастливый человек, незаслуженно получающий от судьбы такие подарки.

Вместе с профессором гостей встречала его жена, крохотная седовласая женщина, одетая в национальный тайанский наряд, состоящий из двух платьев: верхнего, безрукавного, и нижнего, с широкими, ниспадающими до полу рукавами, которые сейчас, чтобы не мешали, были связаны за спиной. Цвета ее одежды были неярки, как и полагалось по возрасту. Только тонкий крученый пояс с двумя тяжелыми кистями был алым.

Профессор с гордостью поглядывал на жену: видит ли, как его ценит молодежь. Букет бледно-сиреневых хризантем не дарят просто так. Это знак особой любви, особого уважения учеников к учителю.

Вошли в дом — обставленный вполне по-европейски. Большую часть комнаты занимали стеллажи с книгами. Профессор предложил гостям расположиться на диване и в креслах, и едва все успели сесть, завязался разговор — вначале, как и обычно, бессвязный. Хотелось расспросить и рассказать обо всем, а потому перескакивали с одного на другое. Вспоминали прошлую экспедицию, мечтали о будущей, объясняли, кто чем занят теперь. В разгар беседы зазвонил телефон.

Профессор снял трубку, и энтузиазм его возрос необычайно.

— Держу пари, звонит Комито, — заявил Эндо.

— Да, он объявляется очень часто, — поддержала жена профессора.

Патриция объяснила подруге, что Комито всегда был любимцем Шеня. В экспедиции именно Комито доверили войти первым в только что обнаруженный тайник с фарфором. Элен показалось, что сказано это было не без ревности.

Примолкнув, они слушали, как убивается профессор. Именно сейчас, когда в доме собрались друзья, идет обсуждение планов на будущее, — Комито нет с ними. На том конце провода что-то ответили, и причитания профессора стали еще горше. Оказывается, Комито не один, рядом с ним Тои, и оба далеко! Профессор подозвал к телефону сначала Эндо, потом Патрицию, а потом, к удивлению мужчин, трубку попросила Элен и что-то кротко проворковала. Долго слушала ответ. Рассуждения об археологии успели Элен надоесть. Могла же она получить удовольствие, услышав, как хороша, как ее помнят и мечтают о встрече.

Разговор затянулся, и, отойдя от телефона, Элен обнаружила, что все собрались вокруг стола, на котором красовался ее чайник. По знаку профессора супруга подошла к одному из стеллажей и вытащила объемистый том. Положила перед мужем. Патриция обернулась к Элен, пояснила:

— Это каталог. Собрание известного тебе коллекционера.

Профессор, полистав страницы, хлопнул ладонью по развороту и пододвинул книгу гостям. На глянцево поблескивающей странице был запечатлен маленький фарфоровый чайник. Элен не составило труда его узнать. Справа от фотографии шли столбцы иероглифов.

Профессор взял чайник в руки и медленно заговорил. Патриция успевала переводить.

— Чайник изготовлен в первой половине восемнадцатого века, между тысяча семьсот шестым и тысяча семьсот тридцать четвертым годами. В это время мастерские Цуна перешли к новому хозяину и на всех изделиях ставилось особое клеймо. Вот оно здесь, на донышке.

Профессор перевернул чайник и показал иероглиф, похожий на острую лисью мордочку.

— Фарфор мастерских Цуна всегда славился, но в те годы ценность его возросла еще и потому, что на многих предметах были росписи, посвященные жизни госпожи Ота.

Патриция издала вопль и вскочила на ноги.

— Ах я тупица! — Она с размаху хлопнула себя по лбу. — Сказано же в поэме: «Жаркую тьму пронзая…» К этим словам и относится рисунок.

Она указала на даму в розово-алом одеянии, ловившую светлячков. Профессор кивнул, соглашаясь.

— Ю-Чжан был самым восторженным из поклонников госпожи Ота, каких только знала история. Исключая, конечно, ее мужа, великого Сю-Тея. Неудивительно, что росписи на чайнике служат иллюстрациями к поэме.