Бу Бальдерсон - Министр и смерть

— На танцах? Это был начальник экспедиции из департамента гражданских дел; я понятия не имел, что он живет в тех местах и любит старинные танцы. Но почему ты спрашиваешь?

О причине я предпочел умолчать.

— Он разве не умер? — с явным разочарованием в голосе спросило стоявшее рядом дитя, по-видимому, мистическими событиями уже объевшееся. Дитя явно чувствовало себя обманутым, словно у него отобрали и тут же на глазах раздавили пакет кокосового молока. Мне очень хочется верить, что ребенок был из категории приглашенных.

Сестра покачала головой, ушла и тут же вернулась.

— Он, наверное, увидел пугало. Когда ты уехал на танцы, я собрала немного старого тряпья — твою ужасную кепку, старую куртку и пару штанов, а дети приколотили перекладину к жерди. Кто бы мог подумать, что Вильхельму вздумается гулять среди ночи и он не сможет отличить собственного зятя от огородного пугала? Понял теперь, на что ты похож? Члену правительства, пусть даже социал-демократического правительства, не обязательно одеваться, как бродяге. Посмотри на министра иностранных дел! Он похож на человека и выглядит как настоящий государственный деятель!

— Посмотри на премьер-министра! — парировал Министр.

— Ему идет любая одежда. С его-то телосложением!

— Телосложением? Что ты можешь знать о его телосложении?

— Ну ладно! Тогда посмотри на министра обороны! — сделала отвлекающий выпад жена.

— Посмотри на Стрэнга! — проворчал Министр и заявил, что плевать он хотел на вишневое дерево, если птицы расклюют его любимую клетчатую кепку. Что ж, ответила ему сестра Маргарета, если он разденет пугало, пусть садится на дерево сам, еду ему будут приносить дети.

— Какое хорошее лето! — восторженно прокричало еще одно разбуженное дитя в пижаме. — Сначала помирают все тети, папу посылают в нокаут, дядя отбрасывает коньки, а папа с мамой ругаются...

Я чувствовал, что еще слишком слаб, и у меня нет сил выслушивать семейную склоку, пусть даже и на самом высоком государственном уровне, и попросил проводить меня в мою комнату, где сразу принял снотворное и несколько укрепляющих желудок таблеток. Раздеваясь, я мысленно прошелся по событиям каждого из проведенных мной на Линдо дней и так разволновался, что пришлось выпить еще по одной пилюле того и другого лекарства.

Заснул я не сразу, и прежде, чем попасть в объятия спасительного Морфея, немного поразмышлял о характере хозяина дачи — моего зятя. Наверное, человек, обладающий состоянием в сотни миллионов крон и не желающий обеспечить своей семье и гостям никакого иного элементарного удобства, кроме сырого, построенного еще во времена его детства дощатого строения, вполне заслуживает, чтобы его называли сентиментальным шутом. Чтобы не сказать хуже. Осознание истины, как и всегда, явилось позже, когда в спальню сквозь шторы стал просачиваться свет зари: как-то неожиданно, с пугающей ясностью, я вдруг понял, что мой зять — сумасшедший. Абсолютно ущербный и неизлечимый сумасшедший тип.

В пятницу, когда разыгрался последний акт этой драмы, я спал долго и вышел только к обеду.

К Министру было не подступиться, он огрызался на все вопросы, а после обеда заперся в библиотеке и долго разговаривал по телефону. Потом он отправился на пепелище — осматривать место, где стояла уборная министра юстиции — правда, не раньше, чем получил соответствующее разрешение от полиции; все неучитываемые передвижения за пределами собственных участков были отныне запрещены. Дело зашло далеко, бесцеремонный убийца посадил под замок всех, и мы сидели, изолированные от мира, на своих дачах под защитой, или, вернее, под наблюдением, едва ли не самого большого скопления полиции в одном месте за всю историю нашей страны.

Дождь наконец пошел, он моросил за окном серой и унылой пеленой. Министр отправился в свою экспедицию один: о том, чтобы сопровождать его, не могло быть и речи. Вместо этого я удобно расположился в библиотеке, собираясь спокойно скоротать время в обществе «Древних народов Вавилона», которыми последнее время непростительно пренебрегал.

Однако к чаю на даче появился неизвестно откуда вынырнувший Бенни Петтерсон. У него было серое от недосыпания лицо, и он был явно недоволен собой. Бенни сообщил мне, что начальник полиции уже находится на обратном пути из Японии, расследование зашло в тупик, и он не знает, какую из линий следствия разрабатывать дальше. Так что дело, вероятнее всего, скоро передадут центральной криминальной комиссии по делам об убийствах. Министр, как я понял, посчитал излишним делиться с Бенни своими открытиями, и я счел за лучшее тоже не посвящать его в смутные догадки моего зятя. Допрос Барбру Бюлинд, устроенный ей по поводу посещения тетушки в вечер убийства, тоже ничего ценного не дал, а Кристер Хаммарстрем по-прежнему молчал, скрывая то, что видел сам или слышал от Евы до того, как она стала очередной жертвой убийцы. И вот теперь ученик пришел просить помощи у своего старого учителя.