Татьяна Луганцева - Сейф для любовных улик

– Мама, а где мы возьмем пятьсот тысяч рублей даже без процентов?!

– Придумаем что-нибудь. Сейчас главное – спасение твоего зрения. Найдешь подработку какую… А слепая ты точно ничего не вернешь, – здраво рассуждала родительница.

В общем, как дочка ни возражала, но Зинаида Федоровна настояла на своем, и операция была сделана.

Самое интересное началось потом. Две недели Фрося вообще ничего не видела из-за повязки на глазах. Ужасное время! А Фрося еще жаловалась, что ей надоело чтение… Какая же она была глупая! Две недели темноты показались страшно долгими, за этот период пациентка набила себе кучу синяков и шишек, стукаясь обо все углы, мебель и стены и просто падая.

А потом повязку сняли, мгновенно ослепив ее светом и четкостью изображения. Зрение стало много лучше, хотя, чтобы видеть сто процентов окружающего, все равно требовались очки. Правда, уже не с такими сильными линзами. Фрося была несказанно рада, что наконец-то сняли бинты, мир для нее открывался как бы заново. Однако слова офтальмолога озадачили.

– Операция прошла успешно, но, чтобы закрепить результат, необходимо соблюдать определенные условия. И строго выполнять в послеоперационный период все предписания, – подчеркнул врач. – Два месяца вашим глазам нужен абсолютный покой. Именно абсолютный! То есть нельзя читать, писать, смотреть телевизор. Нельзя поднимать ничего тяжелого, нельзя пользоваться косметикой. Никакой нагрузки на глаза. Понимаю ваш недоуменный взгляд. Мол, а что же можно? Отвечаю: прогулки на свежем воздухе и… тупое созерцание потолка. И так, повторяю, два месяца, не меньше. Надеюсь на вашу осмотрительность, ведь лучше потерпеть некоторое время, чем свести всю работу хирурга на нет.

– Ясно, – кивнула Фрося. А сама судорожно соображала: как же она сможет вести такой образ жизни в течение двух месяцев, если ей, наоборот, нужно усиленно работать, чтобы отдать огромный долг малоприятному Геннадию?

Пребывая буквально в прострации, она вернулась домой к маме, встретившей дочь с распростертыми объятиями.

Жили они в хорошей трехкомнатной квартире в центре Москвы, в старом доме с окнами, выходившими на оживленную улицу и тихий уютный двор. Все соседи Ефросиньи с мамой были либо интеллигентные старушки, либо семьи людей среднего возраста. Молодежи и детей мало, как и везде в Центральном округе столицы, где в основном сосредоточены рестораны, банки, офисы, а жилых зданий осталось немного.

В выходные дни и по вечерам вокруг было очень тихо и спокойно. У Зинаиды Федоровны и у Фроси имелось по отдельной комнате, а третью женщины превратили в гостиную. Уюта в ней добавлял электрический камин, купленный на один из Фросиных гонораров.

Почти сразу же после выписки Ефросиньи из больницы начал звонить Геннадий и недвусмысленно намекать, что, мол, не прочь посмотреть на «новые глазки Фроси», в создании которых он принял непосредственное участие.

– Вот ведь мерзавец! – возмущалась Зинаида Федоровна.

– А я говорила тебе, мама, что с ним не следует общаться. Но ты у него громадные деньги заняла, он теперь, как говорится, на коне. Такие люди ничего не делают просто по доброте душевной, обязательно требуют что-то взамен, – вздыхала Фрося.

– Пусть только попробует! Отдадим ему деньги, да и все, – оптимистично откликнулась Зинаида Федоровна. – Я уже знаю, что нам делать…

– Вот бы и мне с такой уверенностью произнести же слова… – печалилась Ефросинья.

Середина апреля в нашей полосе прекрасное время – зима уже полностью сдает свои позиции, и яркое солнце начинает прогревать землю совсем по-летнему. Природа оживает, зеленые листочки и травинки появляются прямо на глазах.

В один из таких дней Зинаида Федоровна и Фрося ехали на электричке на юг от столицы. Конец недели, выходные, народа в вагоне набилось полно.

Зинаида Федоровна, хрупкая, миниатюрная женщина, всегда выглядела очень опрятно. Сейчас она была одета в скромное темное платье, телесного цвета колготки, ботиночки на шнуровке без каблуков и плащ серого цвета с крупными, в тон, пуговицами. «Как давно мама носит этот плащ? Сколько я ее помню, она всегда по весне и по осени в нем. Как же она аккуратна к вещам, плащ словно новый, ни пятнышка, ни зацепочки. Только фасон старомодный», – подумала Фрося, глядя на родительницу.

Сама она надела плотные темные брюки и удлиненную, фисташкового цвета, куртку с поясом. И тоже на ней сейчас удобная обувь, и так же, как у мамы, шейный шелковый платочек. Кстати, платочки приучила ее носить именно мама. А еще Зинаида Федоровна научила дочь идеальной осанке и держать голову гордо поднятой. Кактусова-старшая всегда подчеркивала, что женщина обязана так себя ощущать, словно находится в корсете, непременно должна не вниз смотреть, словно виновата в чем-то, а глядеть людям в глаза. А также мама напоминала, что выражение лица должно быть доброжелательным, разговор надо вести спокойно, дабы речь была связной, а флирт неуместен.