Шарль Эксбрайя - Порридж и полента

– Но ведь она уже была убита!

– У меня нет этому никаких доказательств, кроме его собственного рассказа.

– А разве этого недостаточно?

– К сожалению, нет.

– Вы оскорбляете члена моей семьи!

– Ма ке! Раз у вас есть такое убеждение, может, вы найдете другого подозреваемого?

– Да, это дон Паскуале.

От этих слов у Прицци перехватило дыхание.

– Если бы не ваша репутация, синьора, я мог бы подумать, что от всех ваших хлопот у вас помутилось в голове. Дон Паскуале! Этот несчастный человечек, который пугается малейшего шума!

– Смею вас заверить, комиссар, что это еще тот гусь!

– Докажите!

Чтобы убедить Массимо в своей правоте, донна Империя рассказала о случае, когда при оказании помощи дону Паскуале она подверглась хотя и не грубой, но настойчивой атаке со стороны дона Паскуале и о том, как страсть разожгла его обычно тусклый взгляд.

– Только подумайте, синьор комиссар, если женщина моего возраста смогла разжечь в нем такую страсть, что же тогда говорить о хорошенькой девушке, которая к тому же только то и делала, что дразнила мужчин?

– Ну, знаете…

Массимо накак не мог прийти в себя. Дон Паскуале… еще один, такой же, как Пьетро… Комиссар поднялся.

– Я никогда бы не позволил себе усомниться в ваших словах, синьора, и поэтому полностью верю вашему рассказу о неприятном приключении, которое вам пришлось пережить… Видимо, мне придется потребовать кое-какие объяснения от дона Паскуале.

– Если вам потребуется, чтобы я повторила это при нем, сразу же позовите меня, я абсолютно не боюсь этого слизняка!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, синьора. Кони!

Вошел инспектор.

– Вызовите машину. Мы вдвоем и синьора Маринео едем в "Ла Каза Гранде".

Ансельмо слегка вздрогнул при виде полицейских, но присутствие сестры успокоило его. Прицци подошел к администратору.

– Вы видели сегодня своего директора?

– Не так давно, синьор комиссар. Скорее всего, он у себя в кабинете. Хотите, я перезвоню ему?

– Спасибо, не нужно. Лучше я зайду к нему без предварительного доклада. Так получится даже по-семейному. Пойдемте, Кони.

– Слушаюсь, синьор комиссар!

Вернувшийся к обязанностям лифтера Пьетро улыбнулся им. Прицци спросил:

– Ну что, жизнь прекрасна?

– О да, синьор комиссар!

Кони несколько раз, с усиливающейся настойчивостью, постучал в дверь кабинета дона Паскуале, по ответа так и не последовало.

– Кажется, его нет на месте.

Массимо повернул ручку двери, и та открылась. Перед ними предстала неприятная сцена. Директор сидел в своем кресле. Склонив голову на грудь, он, казалось, спал, но при этом корпус его наклонился влево. Белая рубашка на нем была вся пропитана кровью. Прицци подошел и осторожно приподнял голову дона Паскуале за подбородок, но сразу же отдернул руку, при этом его едва не стошнило: горло директора было широко распорото от уха до уха. От удивления Кони даже присвистнул.

– Тот, кто решил перерезать ему горло, мог не беспокоиться, что он выживет!

– Да, кто-то вложил немало злости!

– Во всяком случае, в этот раз не может быть и речи о ревности, поскольку Джозефины больше нет в живых.

– Конечно, нет, Кони. Это убийство в какой-то степени даже упрощает наши дела. Теперь мы точно знаем, что эта англичанка была права. Ведь дон Паскуале погиб не из-за Джозефины, а, вероятнее всего, из-за наркотиков. В таком случае, убийство синьорины Пампарато могло бы иметь аналогичные причины. Итак, мы продвигаемся в этом деле, Кони, продвигаемся!

– Вот только жаль, что наш путь усеян трупами.

– В нашей профессии он редко когда бывает устлан цветами, преподнесенными улыбающимися девушками!

– А жаль, что это не так, шеф!

– Не вы один сожалеете об этом.

Даже с первых шагов по экваториальному лесу в поисках Ливингстона [28] Д. Ливингстон (1813-1873) – английский путешественник, исследователь Африки, миссионер. Стэнли [29] Г.Стэнли (1841-1904) – путешественник по Африке. не соблюдал таких предосторожностей, как это делали Дэвид и Гарриет Тетбери при входе в холл "Ла Каза Гранде". Они были уверены в том, что все существующие на земле микробы только того и ждали, чтобы наброситься на них. Они медленно продвигались в этом враждебном, не внушавшем им доверия мире, который они не могли разглядеть, потому что смотрели на него сквозь призму собственных предрассудков. С тех пор как в аэропорту они ступили ногой на землю, они не переставали делать сравнений с родным для них окружением, и в этих сравнениях Вилтон, его жители и их нравы всегда оказывались на высоте. Любившие родную Англию еще более слепо, чем Рэдстоки, они воображали себя первооткрывателями, пустившимися в опасное для здоровья путешествие с тем, чтобы спасти попавших в беду друзей. Восхищаясь своей собственной смелостью, они чувствовали еще большую гордость оттого, что родились на другом берегу Ла-Манша.