Елена Логунова: Конкурс киллеров

Мы погрузились в пыщущее жаром нутро металлического вагона, и я сразу почувствовала себя Иванушкой, оказавшимся в печи Бабы Яги. Поэтому на резкий поворот вагона, едва не сваливший меня с ног, машинально отреагировала цитатой из сказки:

— Покатаюся-поваляюся, Ивашкиного мяса поевши!

— Лена! — странным голосом позвал меня Вадик, которого вираж трамвая отнес к последнему в ряду пассажирскому сиденью.

— Что случилось? — перебирая руками поручень над головой, я приблизилась. — О боже! Что, опять?!

Мы с Вадиком переглянулись — в равной мере ошарашенно и возмущенно: нет, вы только представьте, какое свинство! В последнем кресле, покачиваясь в такт судорогам вагона, горбилось тело, судя по «вороньему гнезду» на голове — женское, судя по всему остальному — мертвое: неподвижное, с безвольно упавшей рукой, испачканной кровью. Пугающая красная дорожка тянулась откуда-то от груди, прикрытой каменно сжатым ковшиком второй рукой.

Ничего себе! Это что же получается, мы с Вадиком снова нашли труп?! Опять зарезанный, опять в трамвае, можно сказать, на том же месте, в тот же час! Всей-то разницы, что предыдущий покойник был мужского пола!

Стараясь не дышать, я заглянула в лицо убитой.

— Чертовщина какая-то! Мне отчего-то знакомо это лицо!

— Еще бы, — зловеще прошептал мне на ухо Вадик. — Это же кондукторша из вагона с нашим предыдущим жмуриком! Я их обоих запомнил на всю жизнь! С ума сойти!

Вот это да! Я ахнула и почувствовала, что мне становится холодно: по спине прошел озноб. Кондукторшу замочили способом, аналогичным тому, которым переправили в мир иной несчастного Усова. Разве бывают такие случайности? Не верю! Похоже, тетку устранили, как свидетеля. Но кто?!

Мне стало страшно от одной мысли, что неизвестный мне член банды Косорылко бегает на свободе, проворно орудуя заточкой. А я-то расслабилась, успокоилась, выписала из Киева мужа и сына! А менты уверены, что они повязали всех участников криминального марлезонского балета!

— Ничего не трогай, — предупредила я Вадика, и без того явно не намеренного прикасаться к трупу.

Сама же наклонилась, внимательно осматривая тело, а потом осторожно взяла за запястье упавшую руку.

И едва не заорала, когда эта рука дернулась, вырываясь!

— Она живая! — радостно ахнул Вадик.

— Зато я чуть не умерла со страху!

— Где я? — открывая глаза, безадресно спросила тетка с «вороньим гнездом».

— Кто я? — с готовностью подсказал ей следующую реплику мигом повеселевший Вадик.

— Тьфу ты, пропасть, — с чувством произнесла тетка, распрямляясь и оглядывая пейзаж за окном движущегося вагона. — Опять проморгала свою остановку!

Она с отвращением посмотрела на зажатый в руке надкусанный хот-дог, кетчуп из которого измазал ей пальцы и платье.

— Ну что ты будешь делать? — вытаскивая из кармана необъятных размеров носовой платок, пожаловалась мне баба. — Как сяду в транспорт — напрочь забываю, что из него нужно выходить! Профессиональная болезнь кондуктора! Сижу себе, считаю, сколько пассажиров вошло, иногда даже порываюсь билеты проверять! А то, еще хуже, как сегодня, залезу после смены в вагон, отключусь — и катаюсь до посинения!

— Вот-вот, мы как раз подумали, что вы посинели! — весело хохотнул Вадик, подхватывая с пола свой операторский скарб. — Ленка, ты что, тоже уснула? Или померла? Это же Белогвардейская! Мы приехали, нам тут выходить!

— Уснешь с вами! — Я неприязненно оглянулась на сильно напугавшую меня кондукторшу и следом за оператором вышла из трамвая. — Вечным сном!

Но не прошли мы и нескольких метров, как Вадик оглянулся и с любопытством спросил:

— Слушай, а зачем ты ее разглядывала и щупала? Я имею в виду, когда думала, что она — труп?

— Сама не знаю. Наверное, у меня профессиональная болезнь искателя приключений — во все совать свой нос, — проворчала я. — Отойди и не приближайся, это страшно заразно!

— И абсолютно неизлечимо, — сочувственно посмотрев на меня, вполголоса заметил Вадик.

Он отвернулся, а я мрачно кивнула.

В чем, в чем, а уж в этом я была совершенно уверена!

От английского merchandise — товар, здесь — торговый агент.