Елена Логунова - На сеновал с Зевсом

— Как минимум три! — уточнила я. — Один домой — но там была только ограниченно коммуникабельная бабушка, второй в «МБС», но в ранний час наша контора еще пустовала, а третий — мне на мобильный, но я его проспала. Зато узнав, что звонили мне с домашнего телефона Жоры Сальникова, лучшего друга отвергнутого жениха Маруси и крайне сомнительного типа, алкаша и тунеядца…

— Ты логически вычислила всю аферу, — закончила за меня Алка. — Молодец!

Это было первое из великого множества хвалебных слов, которыми меня в тот день засыпали коллеги по рекламному агентству и не верящие своему счастью родственники Маруси. Проведав ее в больнице, семья Жане приехала к нам и устроила настоящее индийское кино — на радостях они удивительно быстро пошли на поправку. Марусин папа царапал мне коленки букетом роз, набивался папуле в кровные братья и растроганно взрыдывал: «Твоя семья — моя семья! Твоя дочь — моя дочь!», каковым заявлением заметно смутил душевный покой моего ревнивого родителя. Марусина мама бурно плакала на груди моей собственной мамули, которая так этой душевной сценой впечатлилась, что всерьез задумалась — а не поменять ли ей жанр, изменив ужастику ради сентиментального романа? Неисправимый ловелас Зяма чутко уловил момент и начал активно брататься с красавицей Дахамиль, но она ловко выскользнула из его паучих объятий и полезла с поцелуями ко мне. Это не было проявлением безнравственности — Даша просто не знала, как ей просить у меня прощения за несправедливое обвинение в причастности к трагедии, случившейся с Марусей.

Как, собственно, все случилось, рассказала мне именно Дахамиль, а ей поведала историю своего похищения сама Маруся. Оказывается, мы с Трошкиной зря насмехались, разработанный Муратом план и в самом деле был весьма хитроумным.

Порвав с надоевшим кавалером, Маруся какое-то время с ним не виделась, а вот он, похоже, за ней внимательно приглядывал — лично или глазами своих друзей Сальниковых. Наличие автомобиля и свободного времени при отсутствии денег и совести делало этих братцев идеальными партнерами для темных дел.

В один не столь прекрасный момент кто-то из соглядатаев увидел, как Маруся купила билет на скандальный спектакль в ТЮЗе, и сразу же взял билет на соседнее место.

Я вспомнила, что в последний вечер марта, когда я торопилась в парикмахерскую, чтобы резко похорошеть для похода на торжественное заклание Руслана Барабанова, Маруся тоже куда-то собиралась.

— Да на спектакль же! — обиженно подтвердила Даша. — Главное, дома никому ничего не сказала, чтобы я с ней не просилась. Видите ли, шоу из серии «детям до шестнадцати»! Это в ТЮЗе-то!

Если бы юная зрительница Даша пошла в театр с сестрой, ничего плохого с Марусей не случилось бы. А так ей вдруг прямо посреди спектакля сделалось дурно. Пришлось девушке воспользоваться любезно предложенной помощью соседа и покинуть зал. Усадив Марусю в такси, добрый человек пошел смотреть представление дальше, а она назвала водителю свой адрес и… в полуобморочном состоянии приехала на угол улиц Украинской и Белорусской.

— Ты понимаешь, какие подлецы?! — шумела Даша. — Один мерзавец распылил рядом с Марой какую-то тошнотворную дрянь, увел ее из зала и посадил в машину ко второму мерзавцу! И ведь она сама пошла, добровольно — попробуй, предъяви им что-нибудь! А третий, то есть первый, то есть главный мерзавец — это я про Мурата, чтоб он сдох! — вообще никак в похищении не засветился!

— Ты не волнуйся, теперь-то им всем засветят по полной! — уверенно сказала я, ничуть не сомневаясь в большом и крепком, как кулаки братьев Кличко, профессионализме капитана Барабанова.

Когда Жане ушли и поднятая ими высокая волна положительных эмоций схлынула, я уютно забилась в уголок дивана с книжкой и яблоком и приготовилась скоротать часок-другой за тихим занятием, вполне подходящим чинной благородной девице, которой я себя ощущаю (а главное — проявляю) далеко не так часто, как того хотелось бы капитану Кулебякину. Однако это похвальное намерение реализовать не удалось. Буквы на страничке прыгали как блохи, смысл слов от меня упорно ускользал, мысли кружили как гончие, потерявшие заячий след, пока я вдруг не поняла, что именно меня беспокоит.

«Толстуха из наробраза упрекала Тупиковского, что на его спектакле женщин тошнит, причем уже в первом акте! — вспомнил внутренний голос. — По-моему, в этом повествовательном предложении важно множественное число имени существительного: она сказала женщин, а не женщину!»