Елена Логунова - На сеновал с Зевсом

«Даже не знаю, приятно ли будет увидеть ее в застиранной больничной пижаме пятидесятого размера», — с сомнением молвил мой внутренний голос.

По пути в приемный покой я подумала и решила, что это зрелище могло бы меня порадовать. Не только потому, что каждой нормальной симпатичной женщине заведомо приятно увидеть другую симпатичную женщину в смехотворном образе огородного пугала Страшилы — просто мне очень хотелось, чтобы пропавшая дурочка Маруська наконец нашлась.

Насколько плохо мы знаем самих себя и как мало понимаем планы мироздания! Когда через несколько минут выяснилось, что Маруся действительно нашлась, это нисколько, ничуточки, ну ни капельки меня не обрадовало.

Маруськина сестра Дахамиль, одной рукой придерживая сползающий с узких плечиков белый халат, нервно курила на лестничной площадке у входа в отделение интенсивной терапии. Дым, который девчонка выдыхала в форточку, сквозняком задувало обратно, и сизое облако над головой курильщицы добавляло объема ее взлохмаченным кудрям.

— Даша! — позвала я.

Она повернула голову на голос, но посмотрела сквозь меня, словно я тоже была прозрачной, как дымное облако.

— Дашенька, у кого инфаркт? — спросила я, подойдя поближе.

— Инфаркт у мамы, — безжизненным голосом ответила девчонка, затушив сигарету прямо о подоконник. — А у папы инсульт.

— Ничего себе! — брякнул Алехандро. — Чего так сразу-то?

А я уже догадалась, что маминым инфарктом и папиным инсультом беды семейства Жане отнюдь не исчерпываются:

— Это из-за Маруси?

— Маретой ее звали! — неожиданно окрысилась на меня Даша. — Маретой, ясно вам?!

Она сцапала болтающиеся бязевые рукава, закрыла ими лицо и глухо завыла. Под пальцами, прижавшими халатные манжеты, задрожали, как выпученные слепые глаза, две желтые костяные пуговицы с обломанными краями. Я не вынесла этого зрелища и тоже всхлипнула.

— Ты-то хоть не реви! — шепотом прикрикнул на меня Алехандро. — А ну, отодвинься!

Он крепко взял меня за талию (причем в этом не было ни грамма чувственности) и переставил в угол, как тумбочку или табурет. В углу просторной площадки до меня с большим комфортом помещался один раскидистый фикус в деревянной кадке. Я обессиленно присела на край дощатой емкости с почвогрунтом и сквозь завесу жестких фикусовых листьев, всхлипывая и кривя губы, уставилась на парочку у окна.

О чем они шепчутся, я не слышала, но видела, что Алехандро одной рукой обнимает Дашу за плечики, а другой размазывает по ее голове дымное облако. И Дашенька не вырывается, не дичится, а прижимается виском к выпуклому бицепсу мачо и что-то ему рассказывает.

«Очень душевненько!» — не выдержав, желчно буркнул внутренний голос.

— Цыц! — сказала я ему, великодушно подавив собственническую ревность (в конце концов, это не мой мачо. То есть пока еще не мой!). — Не будем мешать майору Романову!

Чтобы не мешать «майору», я даже осиротила фикус и тихонечко спустилась на этаж ниже. Там тоже был фикус — поменьше, а кроме него имелся автомат с напитками. Я взяла себе воду с малиновым сиропом и плаксиво хлюпала ею до прихода Алехандро.

— Ну, что, Индия? У меня для тебя две новости, одна плохая, другая тоже не очень, — сообщил он, бесцеремонно отнимая у меня стаканчик. — Фу, что ты пьешь?

Остатки малиновой водички розовым дождиком пролились на редкую крону малолетнего фикуса. Взамен в опустевший стаканчик была налита коричневая жидкость из плоской фляжки:

— Вот это выпей.

— Я не хо… — заупрямилась я и едва не захлебнулась коньяком.

— Хо или не хо, а бу! — наставительно сказал мачо, бестрепетно вытирая мою мокрую физиономию бумажной салфеткой. — Успокоилась?

Успокоилась я главным образом потому, что не привыкла пить крепкое спиртное стаканами и после принудительного приема лечебного коньяка должна была как следует отдышаться.

— Молодец, — похвалил Алехандро, мягко (уже не как предмет мебели) обнимая меня за талию. — Пойдем из этого чертога скорби.

— Какие новости-то? — напомнила я, когда смогла говорить — уже в машине.

— Страшные и ужасные, — буднично ответил мачо. — Эта Марета, она тебе кем была?

Я отметила это выразительное «была» и поняла, что одну очень плохую новость мне уже сообщили.

— Мы вместе работали, — ответила я, мужественно преодолевая порыв разреветься раньше, чем совершенно точно узнаю повод. — А… Что с Марусей?

— Уже ничего, — ответил жестокосердный мачо, заводя мотор. — В морге твоя Маруся. Подробности нужны?