Фредерик Дар - Травля (Погоня)

Приглушенное жужжание пылесоса разбудило меня… Во всяком случае именно этот звук услышал я, вылезая из небытия. Медленно-медленно считаю, пока в моем котелке не взорвалось самое страшное похмелье с того времени, как Ной изобрел вино. Мне показалось, что я языком вычистил уборные в казармах. Да вдобавок этот шум в черепушке! Не знаю, что за негодяй установил турбину у меня в голове, но лучше бы он ее поместил в другое место!

Комната, обтянутая кретоном, медленно повернулась, заставив меня вцепиться в кровать. Искры посыпались из моих глаз. Я не помнил, где напился, не исключено, что это случилось за чаем у маркизы де Талередюн. Пока все усилия памяти были выше моих возможностей. Я ждал, пока все уляжется, но такая болезнь требует вмешательства. Поняв это, я решился спустить ногу с моего ложа… Нащупал коврик, поднялся, и затем — фьють! Подлый пол принял меня в свои объятия. Я схлопотал на лоб такой рог, которому позавидовал бы старейшина носорогов. Тут же искры уступили место свечам. Бесполезно было пересчитывать, я знал, что их тридцать шесть!

Я встал на колени у кровати (спуск — это единственное, что мне удалось: спикировал в свободном падении, а парашют открылся поздно!), Фелиси выключила свой «Электролюкс» и появилась, подбоченясь. Она схватывает все на лету, что выбивает меня из седла.

— Что происходит, Антуан?

Я смотрю на нее и вижу полдюжины Фелиси, и все они озабочены.

— Ты болен?

Я качаю головой, что вызывает у меня болезненный стон. Турбина снова затарахтела.

— Хочешь, я позову доктора?

— Нет… Соды, черного кофе… лимон!

Перед тем, как все это перечислить, я не без труда вытянулся на полу, который продолжал вальсировать. Поскольку нализался не впервые, Фелиси поспешила ввести в действие средство номер 44-бис, средство скорой помощи. Она принесла пузырь со льдом, который положила мне на лоб, стакан кофе с двумя стаканами лимонного сока, что должно было меня хорошо зарядить. И последним ее усилием было разрешение на две столовых ложки Эно…

Я отдался на ее милость. Больше не было души общества, весельчака, которого вы знаете, я уподобился куче лохмотьев, вынутых из центрифуги. Зажмурив свои светильники, я подождал пару минут действия проглоченных мной ингредиентов.

Действительно, все понемногу приходило в порядок, и я даже нашел в себе силы дотащиться до душа, который и принял по-шотландски, т. е. в клеточку. Когда я вышел, то светился как обезьяний зад, а новые силы вливались в мой организм колоннами по четыре в ряд. Фелиси ждала меня на кухне с остатками холодного мяса и бутылочкой. Она знала, что я вышибаю клин клином. Я жевал скончавшегося бычка и, сморщившись, проглотил большой стакан Арамона. Сначала внутренности зажгло кислотой, а затем в желудке разлилась благость. Фелиси отважилась:

— Где это ты накачался?

— Обмывали повышение Берюрие… у одного из приятелей на винном рынке… — Я добавил, чтоб прикинуться ангелом: — Ты знаешь, Ма, это не от того, что я проглотил… Это от аромата… погребов…

Установилось глубокое молчание. Слышно было, как пролетел импрессарио. Чтобы Фелиси в это поверила, как бы не так! А все из-за проклятых остатков винища в серых клетках. Мои объяснения походили на попытку продать холодильник эскимосам. Впрочем, я не настаивал…

Раздался весьма респектабельный звонок в дверь. Я спросил себя, чей это сукин сын рискнул потревожить нас в такую рань. Фелиси устремилась к двери и сообщила:

— Это твой коллега Пино!

Я слышал неуклюжие шаги старого хрыча по гравию аллеи. Моя добрая мать открывает дверь и вкладывает свою натруженную руку в костистую лапу хитрой ищейки.

Итак, пришел Пинюша! Его шляпа надвинута до бровей. Усы переливаются соплями и каплями дождя. Грязное толстое шерстяное кашне укутывает шею. Он стучит сапожищами о входной скребок, чтобы показать свои хорошие манеры, и возникает на кухне. Его взгляд похож на плевки чахоточного. Он вперяет его в меня, как рогатинку водоискателя.

— Ты великолепен, — замечает он вместо приветствия! Я начинаю раздражаться. — Помести безобразие, служащее тебе задом, на стул и заткнись!

Он следует первой части совета и игнорирует вторую.

— Похоже, вчера была римская оргия? — В его тоне проскальзывает сожаление. — Мне бы очень хотелось там быть, — продолжает он, — но у меня была тонкая работа…

Его маленькие глазки, налитые слабоумием, портят мне настроение.