Фредерик Дар - Волк в бабушкиной одежке.

— Что там такое? — изрыгает Толстительница.

— Один господин, — отвечает образина.

— Из-за чего? — требует восхитительная Берта.

— Не знаю, — объясняет мартышка.

— Спроси! — рекомендует жена Цезаря.

— Я спрошу, — уверяет уродина.

И в самом деле, она спрашивает меня «из-за чего». Я отвечаю, что это не из-за того типа, который видел типа, который, в свою очередь, видел типа, который видел кость, и вхожу, отодвигая образину к вешалке. Продвигаюсь к кухне. Там нахожу Б. Б. в прозрачно-паутинной комбинации, увы, увы, увы, принимающей горчичную ванну для ног в тазу, дымящем, как Везувий! Ну и окорока! Можно подумать, это цветовой кошмар фирмы «Техниколор» на широком экране. Мамонтиха разгоняет окружающее ее облако пара и дарит мне улыбку, густо-красную как смородиновое желе.

— Смотри-ка! Наш дорогой комиссар!

Она показывает на свою обезьяну и представляет меня:

— Это о нем всегда речь…

И, адресуясь ко мне:

— Элоиза, моя новая служанка.

Служанка! У Берю! В их бардаке! Я кланяюсь Новой Элоизе.

— Добавьте горячей воды и достаньте из дильника холодный паштет! — приказывает мадам Берюрье. — Вы попробуете кусочек, комиссар?

Комиссар замечает, что еще только девять утра, и ссылается на недавно съеденную булочку, чтобы отказаться от паштета. Б. Б. начинает поглощать его соло. С полным ртом она объясняет, что горчичная ванна усиливает кровообращение.

Я хотел бы порекомендовать ей использовать гидравлический насос, но засомневался, не поперхнется ли она.

— Производитель-то дома? — спрашиваю я.

— А как же! — ответствует она. — В разгаре лечения. Представляете, этот дурило собирался утром спуститься в кафешку внизу. Я вот что скажу. Здоровье, это как спичка: нельзя играть с… Надо лечиться — будет лечиться! Хотите его повидать — валяйте прямо в спальню. Думаю, он отдыхает…

Следую в спальню. В полутьме, подходящей для отдыха или медитации, Берю распластан на кровати брюхом вниз. Голый. Недвижимый. Храпящий. Его впечатляющие полушария, щедро открытые человеческому вожделению, похожи на Скалистые горы. Что-то белое торчит из Большого Каньона Колорадо. Это термометр. Я щелкаю по инструменту, и вибрация доходит до неисследованных областей Скалистых. Берю зевает и переворачивается на спину. Включает мигалки, зевает снова и узнает меня.

— А, Сан-А!

— Ты меряешь температуру? — говорю я вежливо.

— Да.

— Хотел бы заметить, что он у тебя еще вставлен.

— А! — ответствует Толститель хладнокровно. — Я тоже так думаю…

Он пытается достать термометр, но безуспешно [6] Я понимаю, что эта часть повествования может шокировать, поэтому советую меланхолично пропустить последующие строки. .

— Дерьмо! Я его заглотил! — громыхает его Важнячество. — Кто мне приволок такой малюсенький и скользкий термометр? Вот подлюга: проскальзывает, зараза!

— Надо было заказать шипованный термометр, — советую я.

Он пробует с усилием снова, терпит опять неудачу и раскатисто зовет.

— Элоиза!

Появляется тихая образинушка.

Толстяк объясняет ей драматизм ситуации, требует от субретки приложить все силы, чтобы извлечь гуляку. Та, в свою очередь, исследует проблему вблизи и заявляет, что придется попотеть. Для достижения успеха она вооружается древними пружинными щипцами для сахара и начинает операцию без анестезии пациента. Если бы это видели операторы «Антенна-2», они примчались бы с камерой. Прямой репортаж из пукальника Берю, ничего себе? По Евровидению, пожалуйста!

Образина испускает крик триумфа!

— Поймала! — говорит она. И объявляет:

— 36,9! Незачем было так глубоко и засовывать!

— Да ты горничная на все руки, — замечаю я.

— Но позволь, — брюзжит Берю, — за восемь тысяч в месяц можно и постараться, не так ли?

— Где ты откопал эту жемчужину?

— В деревне. Она прозябала у одного старого навозного вдовца, который отстегивал ей пятнадцать сотен в неделю и подбивал клинья сверх нормы. А я теперь — старший инспектор, мне же нужна служанка и страж в конуре, чтоб соответствовать рангу без вопросов. Ну вот, я и предложил Элоизе. Ее смущало то, что она не любит город. Но явление заработка и моя обольстительная улыбка сподействовали, как же.

Он свешивается со своего дебаркадера, чтобы схватить мятую газету, валяющуюся на изношенном ковре. Он свешивается слишком и оказывается вверх тормашками, ругаясь как ломовой извозчик, приложившийся ладонью к вращающемуся колесу. Я помогаю ему взгромоздиться на «семейный суперавтомобиль с двумя выхлопными трубами».