– Теперь ты Вилли обижаешь. Я действовал совершенно бесплатно, по наитию, из моего доброго отношения к вам обоим, – ответил Николай Еремеевич.
На просторной территории перед больницей, по бокам подъездной дороги, был разбит парк с аллеями и множеством скамеек. Груня больше любила парки несколько запущенные, густые и дикие, а здесь все было сильно окультурено, посажено в рядок, подстрижено, как по линейке. Они с Николаем Еремеевичем вышли и сели на одну из свободных скамеечек ярко-зеленого цвета.
– Ты хочешь что-то спросить? – обратилась художница к своему спутнику.
– Скорее рассказать, иначе все мои предыдущие потуги теряют смысл.
– Какие потуги? – не поняла Груня. Она сорвала травинку с газона и теперь задумчиво ее покусывала.
– В лифте, – пояснил Николай Еремеевич. – В общем, слушай!
– Вся во внимании.
– Водка и правда привезена из России, – начал издалека Николай Еремеевич.
– Ты опять о водке? Допей ты ее уже, раз все мысли только о ней.
– Не будь так нетерпелива! Я к тому говорю, что вчера ночью у меня была бутылка водки. Мне надоело пить мартини и шампанское, всю эту сладкую гадость, которой нас щедро снабдил Вилли, и захотелось выпить нормального мужского напитка.
– То есть водки, – уточнила Груша.
– Ну, да! И я стал думать…
– С кем можно разделить ее, то есть распить? – спросила Груша, опережая рассказчика на ход вперед.
– Ты бы еще сказала – найти собутыльника, – слегка надулся актер.
– Ну зачем же так грубо!
– Извини. Вернувшись в отель, я в первую очередь вспомнил о тебе. Но тебя не нашел и пошел к Эдуарду. Он сам уже прилично принял, поэтому не должен был на поздний визит рассердиться. Но, подойдя к двери его номера, услышал: у него женщина. Ну, ты понимаешь… Кричала она знатно. Я оторопел и решил подождать. Мало ли что, может, она скоро уйдет, и мы с Эдиком спокойно примем на грудь.
– То есть жажда выпить оказалась сильнее здравого смысла и правил приличия? – по-своему поняла слова актера-алкоголика Груня.
– Я присел там невдалеке в закутке, где уборщица прячет тряпки, ведра, свой огромный пылесос и прочие причиндалы, и стал ждать…
– А женщина все кричала и кричала? – рассмеялась Аграфена.
– Именно так, чего ты смеешься. Я же не знал, что так долго будет… Есть такие мужики, которые даже выпивши – о-го-го, но наш Эдуард Эрикович просто сексуальный гигант какой-то! Короче, я там даже вздремнул немного. Потом не выдержал и открыл бутылку.
– Как открыл?
– Открыл и выпил половину. А потом и допил, – нахмурился Николай Еремеевич.
– А это тогда что за бутылка? Что мы сейчас пьем? – подозрительно поинтересовалась художница.
– А ты думала, я с одной приехал? Да у меня их… – Николай Еремеевич браво тряхнул седеющим чубом.
Груня вытащила травинку изо рта.
– С ума сойдешь с тобой! Как же все-таки хорошо, что я никогда не метила в жены к артисту. Я бы все время ему верила, и супруг бы меня все время, как дурочку, обманывал. Ты ведь говорил: «Я привез одну бутылочку с родины для особого случая…» То-то твой чемодан был неподъемным, а ходишь постоянно в одной и той же одежде. Теперь понятно… Как только таможня пропустила? Сколько там можно иметь литров на человека? Небось сказал, что это на всю нашу труппу.
– Вот я бы тоже не хотел иметь такую сварливую жену! Проще надо быть и добрее к людям, принимать их вместе с их недостатками!
– Ага, ты хотел бы в жены Татьяну! – выпалила Аграфена, и Николай Еремеевич закашлялся.
– С чего ты решила?
– Так я теперь иду от обратного. Недавно ты говорил, что недолюбливаешь ее, а я верила. Ты много чего мне говорил, и я верила… Значит, сейчас, следуя этой логике, ты должен сказать, что любишь Таню, – пояснила художница.
Николай Еремеевич разлил остатки водки и вздохнул.
– Страшный ты человек, Груня! За один раз разгадала все мои загадки, причем не сердцем, а логическим рассуждением.
– Так что? Это правда?! – удивилась Аграфена.
– Всю жизнь люблю ее, стерву, – кивнул актер. – А она всю жизнь любит Эдика. Ну, конечно! Он у нас видный, сексуальный, непредсказуемый! Да, кстати, вот о сексуальности… Я же там под дверью так и сидел с бутылкой, прятался, чтобы не заметили. Видел Татьяну, блуждавшую по коридору, видел Вилли. И только под утро из номера Эдуарда вышла… Настенька, собственной персоной. Она, видимо, с остервенением отрывалась на Эдике, когда получила отказ от мужчины, на которого вешалась весь вечер. Честно говоря, я не очень был удивлен, от Насти только такое и можно ожидать. Но с утра она стала всем рассказывать, что провела ночь с Вилли, и вот тогда я удивился. А Вилли молчал… Я не выдержал, подошел к нему и сказал, что я знаю, в чьем номере на самом деле была Настя, и мне странно, что он не возражает. Ну, Вилли мне и рассказал…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу