Клод Изнер - Леопард из Батиньоля

— В очередь? — переспросил Жозеф.

— Да. Становитесь, мол, в очередь, не толкайтесь, каждый получит пулю, никто не уйдет живым. Под конец они уже расстреливали людей из митральезы.

— Патрон, вы слышите? Это чудовищно!

— Да, Жозеф, это чудовищно, — рассеянно повторил Виктор, гладя по голове Жанно, который теперь ревел в три ручья. — Вот, малыш, возьми, — шепнул он, сунув в детскую лапку монету, — купишь себе конфет.

— Патрон, неужели вас это не возмущает?! — воскликнул Жозеф.

— Возмущает, Жожо. Но я слишком рано узнал, что самые страшные хищники не сравнятся в жестокости с людьми. И меня ничто больше не удивляет.

— Вы еще скажите, что человек человеку волк, — буркнул юноша.

— Давайте оставим афористические изречения нашему другу Кэндзи и вернемся к Сакровиру. Прошу вас, мадам. У него была семья?

— Не знаю. В тот год я повзрослела. Нельзя оставаться ребенком, глядя на трупы. Вы когда-нибудь видели трупы? Раздутые тела, выпученные глаза, потому что некому было опустить веки… Я постоянно думала о Сакровире, с ума сходила при мысли о том, что его могли убить… Ох, я тебя напугала, Жанно? Вытри носик, детка, уже все хорошо… Ужаснее всего то, что большинство убийц до сих пор живут припеваючи, сохранили свои посты, и доносчики сухими из воды вышли. Среди них даже судьи есть. Надо же, они убили тысячи безвинных горожан, а сейчас представляют закон! Вот так и понимаешь, отчего люди идут в революционеры.

— А кто-нибудь, кроме вас, может нам рассказать о Сакровире?

— Попробуйте расспросить сына мясника, он работал в той же типографии. Цеховым мастером, кажется, или кем-то вроде того.

— Где его найти?

— Ох, не знаю, он давно покинул квартал.

— А как его звали?

— Забыла. Если он еще жив, ему, должно быть, под шестьдесят. Я последняя из прежних жильцов, все разъехались после войны. Та стерва со своим муженьком одна из первых сбежала — боялась мести… Ах, вспомнила, есть еще месье Фурастье, сапожник, он жил в первой квартире, а сейчас перебрался на улицу Байе, это рядом с Лувром… Спасибо вам за монетку, месье Легри… А что вам нужно от Сакровира, коли не секрет?

— Мне доверили одну вещь, принадлежавшую ему, — я хотел бы вернуть ее владельцу.

Мариетта Тренке проводила их на лестничную площадку.

— Если вам когда-нибудь доведется с ним встретиться, это будет чудо. Скажите ему… Нет, ничего ему не говорите.

…Кэндзи оделся со всем тщанием: полуоблегающий сюртук, белая сорочка, серые панталоны. Галстук он сменил на «бабочку», а тонкие замшевые перчатки были совсем новенькие. Когда он в таком виде предстал перед дочерью, Айрис решила пока не сообщать о своем примирении с Жожо, момент был неподходящий — папенька определенно собирается провести вечер с одной из своих подружек, зачем портить ему настроение. Лучше дождаться более торжественной обстановки и объявить новость в присутствии Виктора и Эфросиньи.

Фиакр остановился у церкви Святого Евстахия. Дальше, в лабиринте соседних с Центральным рынком улочек, на которых шла бойкая торговля овощами и фруктами, было такое столпотворение, что Кэндзи предпочел пройтись пешком. Он любил такие вот простонародные кварталы, где витрины лавок ломились от всякой снеди, снедь продавалась на лотках, заполонивших тротуары, и горами высилась на тележках бродящих торговцев и зеленщиков. Лимоны, сыры на любой вкус, сладости, свежие овощи расцвечивали яркими пятнами подступы к домам зажиточных горожан, а на фасадах сверкали позолотой вывески коммерсантов. Японец отскочил, пропуская двухколесную тележку с зеленью, которую лихо катил парень в полосатом свитере, и свернул на улицу Мандар, поразившую его тишиной и покоем, особенно приятными после суеты, гвалта и ругани за спиной.

Кэндзи ничуть не сожалел о том, что пришлось расстаться с синенькой купюрой, — он вручил ее Акопу Яникяну в обмен на очень важные сведения: адрес его кузена Арама Казангяна и информацию о том, что по субботам почтенный филолог сиднем сидит в своей комнате и лишь изредка дает на дому уроки арабского языка за два франка в час.

Как правило, консьержа не увидишь верхом на стуле и с воображаемой шашкой наголо ни в одном подъезде до наступления сумерек, но у дверей дома номер пятнадцать страж нес вахту, укрывшись от солнца под зонтом. Занят он был тем, что чистил топинамбуры и один за другим кидал клубни в миску. Не прервавшись ни на секунду и даже не взглянув на Кэндзи, консьерж сообщил, что месье Казангян проживает в шестом этаже, вход со двора.