Наталья Александрова - Влюбленным вход воспрещен!

Он оглянулся в недоумении – ты-то чего лезешь? Это наши собственные разборки!

– Отвали! – заорала я еще громче. – Отвали, урод!

Доберман облизнулся и переступил лапами – помни, ты сама этого хотела…

Мне стало страшно. Тут из-за поворота показалась квадратного вида тетка в спортивном костюме и резиновых сапогах. Волосы у нее стояли дыбом, лицо цветом напоминало препарат в кабинете химии. Мы в школе учили – «фенолфталеиновый от щелочи малиновый», вот, лицо у тетки было точно такого цвета.

– Адик! – закричала она. – Адик, фу!

Пес повел ухом и остановился. С одной стороны, он чувствовал себя виноватым, что удрал от хозяйки, с другой стороны – на меня он не очень рассердился. Тетка приближалась, громко пыхтя и топая сапогами.

Пекинес наконец сообразил заткнуться.

– Все, приятель, – сказала я доберману, – кончилась твоя свобода.

Он мигнул и наклонил голову. Подбежавшая тетка навалилась на него с размаху.

– Ну, паразит такой… – приговаривала она. – Ну, опять удрал. И намордник не дал надеть… Он вообще-то безобидный, на людей не бросается… Ну, Адольф, мало тебе не покажется! – Она стегнула его поводком.

Они ушли, тетка отдувалась, пес смирно шел рядом.

Пекинес-провокатор выглядел очень довольным.

– Опустите руки, – сказала я старушке, – опасность миновала.

– Не могу, – призналась она, – закостенело все…

Я перехватила нахального пекинеса, старушка со стоном опустила руки и прислонилась к стенке дома.

– Гуленька, бедный мой…

– На вашем месте я надрала бы ему уши, – заметила я, – он же все устроил…

– Я его дома накажу, – кивнула старушка, – не разрешу смотреть телевизор…

– Угу, и без сладкого оставьте… – хмыкнула я.

Тут раздались громкие крики в мегафон, и старушка заторопилась. Поскольку пекинес оставался у меня на руках, я пошла за ней, решив довести бабулю до места.

Перед строительной площадкой была сложена импровизированная трибуна из козел и ящиков, на ней стояли какие-то люди, позади них висел лозунг.

«Скажем развлекательному центру «нет»!»

Народу на митинг собралось немного, человек пятьдесят. Сами понимаете, время рабочее, людям не до митингов.

– Что-то я не пойму… – проговорила я, – они против развлечений? Чем им центр-то не угодил? Везде строят – и ничего…

– Сама не знаю, – призналась старушка, – думала, может, что дельное скажут…

– Скажут они, как же! – сплюнул на землю немолодой дядька рабочего вида. – И тут сплошная говорильня!

Я оглянулась по сторонам. Вон парочка, что задела меня плакатом, развернула свой транспарант.

«Долой коррупцию!» – было написано довольно корявыми буквами.

Ага, значит, все-таки коррупция… Ну, это скучно, про коррупцию у нас только ленивый не говорит.

Я собралась уже распрощаться со старушкой и поспешить на работу, как вдруг увидела что-то очень знакомое. Вернее, не что-то, а кого-то.

На трибуне стояли трое людей – женщина в потертом джинсовом костюме, молодой парень глуповатого вида и мужчина поприличнее с мегафоном в руках. Росту он выдался небольшого, но коренастый, с широкими плечами. Мужчина был в серенькой простой курточке, но чистый и аккуратный. Взгляд цепкий, голос твердый. Судя по всему, мужчина был у них тут главный.

Он выступал по поводу того, что строить центр никак нельзя, но тут ему махнули рукой из толпы. Мужчина остановился на полуслове и вытянул шею. Я проследила за его взглядом и оторопела – в небольшой толпе стоял тот самый человек, которого я видела третьего дня возле двери той самой квартиры, где убили Александра Каренина. Ну да, совершенно точно – тощий, сутулый, даже одет так же – что-то неприметное, неопределенное. Только тогда лицо его показалось мне кривоватым, как будто изогнутым на одну сторону, но это его искажала линза дверного глазка.

Я пригляделась – ошибка исключена: тот самый тип, что приходил тогда в квартиру. То есть он только хотел зайти. Позвонил, а я не открыла, умирая от страха. Тогда он попытался сам открыть дверь, чем едва не вызвал мою безвременную кончину от разрыва сердца. А потом он поговорил с кем-то по телефону и ушел. А я осталась, ни жива ни мертва. Да, несомненно, это тот самый тип, его жесты. И шею он точно так же поворачивает…

Мужчина на трибуне передал микрофон женщине в потертом джинсовом костюме, и она принялась что-то бодро говорить. Я на всякий случай спряталась за парочкой с плакатом и продолжала наблюдать за событиями. Главный по митингу слез с трибуны, причем постарался сделать это как можно незаметнее, и по знаку сутулого направился в сторону от людей.