Наталья Александрова - Утром деньги, вечером пуля

– А почему вы раньше хозяина ушли? – поинтересовался дядя Вася. – Торопились куда-нибудь?

– Да нет, никуда особенно не торопилась, – Женщина вздохнула. – Николай Захарович сам мне велел уйти. Он и раньше иногда меня отпускал за полчаса до закрытия…

Женщина замолчала, но Василий Макарович почувствовал, что она чего-то не договорила.

– А как вы думаете, почему он вас отпускал?

– Ну… – Надежда Михайловна замялась, – мне кажется, он кого-то ждал и не хотел, чтобы я этого человека видела…

– Женщину?

– Ну, я не знаю… – Надежда Михайловна потупилась. – Я в его дела никогда не вмешиваюсь… то есть не вмешивалась… – И она снова тяжело вздохнула.

– Спасибо… – Василий Макарович внимательно огляделся. – А вот еще что я хотел спросить… Мне сказали, что у вас, кроме денег, еще попугай пропал.

– И вовсе не попугай! – возразила Надежда Михайловна.

– Как – не попугай? – Василий Макарович заглянул в свои записи. – Вот же, с ваших же слов написано, что попугай!

– Да мало ли что написано! Ваш товарищ, что меня расспрашивал, бестолковый какой-то, человеческих слов не понимает… Я ему ясно сказала, что попугаиха, а он записал – попугай… да ему, верно, что попугай, что попугаиха – никакой разницы.

«Вообще-то я и сам вряд ли отличу попугая от попугаихи, – подумал дядя Вася. – Черт их знает, чем они отличаются… Однако, что интересно, эта Надежда Михайловна не только в попугаях, но и в людях неплохо разбирается. С первого раза поняла, что Толя Зубчик – человек редкостно бестолковый».

А Надежда Михайловна продолжала:

– Люка ее звали. Такая хорошая девочка была! Порода редкая и очень красивая – зеленый желтолобый амазон. И говорила, и пела… И ведь вот что значит – дама: другие попугаи только и знают – попка дурак! Да еще и выражения нецензурные употребляют. А Люка наша очень деликатная была: выражалась исключительно литературным языком, даже падежи не путала. А как пела – заслушаешься! И классические романсы исполняла, и даже арии из опер!

– Как же так случилось, что она улетела? Видимо, кто-то забыл клетку запереть?

– Да что вы такое говорите! – возмутилась Надежда Михайловна. – Как можно клетку не закрыть! Это у нас самое главное дело, чтобы все клетки непременно заперты были. Вы только подумайте – ну, если попугай улетит, это еще полбеды, а если хищник какой-нибудь сбежит? Хоть та же куница, – Надежда показала на крупного рыжеватого зверька, затаившегося в углу просторной клетки. – Она хоть и не очень большая, а кошку загрызет запросто. Или другое домашнее животное. И это тоже не самое страшное. А если змея удерет ядовитая? Это ж вообще подсудное дело! Человеческие жертвы могут быть! Так что насчет клетки вы зря, клетку открытую у нас оставить не могли! Технику безопасности всегда соблюдали!

– Так что же это значит, – задумчиво проговорил Василий Макарович. – Выходит, что вашу попугаиху преступник унес? Тот самый, кто директора убил?

– Очень даже может быть! – согласилась Надежда Михайловна. – Одно только вам скажу – когда я уходила, Люка сидела на месте. Она мне еще вслед пропела: «Прощай, любимый город…» Знаете, песня такая была советская…

– Уходим завтра в море… – машинально продолжил Куликов.

– Вот-вот. А потом, когда меня ваш товарищ сюда для допроса вызвал, Люки уже не было и клетка открыта…

– Странно… – протянул Василий Макарович. – После убийства он еще и попугая прихватил?

Он еще раз оглядел зоомагазин, попрощался с Надеждой Михайловной и вышел на улицу.

Ему нужно было обдумать полученную информацию. Что-то в ней не увязывалось.

Неподалеку от зоомагазина располагалось популярное заведение общепита, известное среди местных жителей под названием «Застой». Официально оно называлось «Котлетная полянка», но всякого, кто заходил в гостеприимные двери этого заведения, охватывало ни с чем не сравнимое чувство ностальгии, он словно перемещался на тридцать лет назад, во времена развитого застоя.

Об этих временах напоминало все – от шатких пластиковых столов, кое-как вытертых грязной тряпкой, до немудреных закусок, выставленных возле стойки на всеобщее обозрение: рыжая бочковая сельдь с репчатым луком и отварной картошкой, та же сельдь под шубой, винегрет, опять же с сельдью, и, само собой, котлеты. Котлеты были двух видов – «домашние» и «аппетитные». Причем если «домашние» котлеты явно не имели ничего общего с настоящей домашней кухней, то «аппетитные» ни у кого не вызывали аппетита.