Наталья Александрова - Кодекс поведения блондинки

– И как вы это себе представляете? – Я тяжело вздохнула. – Володьку расспросить? Я его видеть не могу, да и потом, он меня сразу сдаст Кудеяровой…

– Ни в коем случае! – прервал меня Василий Макарович. – Запомни, тезка: муж про жену в большинстве случаев очень мало знает. Меньше подруг, а зачастую даже меньше случайных знакомых…

– Он ей не муж! – выпалила я.

– Тем более! Если хочешь что-то узнать про женщину – бесполезно расспрашивать мужа или любовника. Мужики вообще расспрашивать женщин о близких не любят – ни к чему им знать, как звали мальчика, в которого она была влюблена в седьмом классе или когда она впервые утащила у мамы губную помаду. А которая сама все рассказывает, ту они не слушают. Отключаются. Мужики не любят, когда баба в постели бухтит, уж извини, что так прямо выражаюсь. Думаю, твой муженек бывший ничего про эту Ольгу не знает. Нужно поговорить с ее подругами, с парикмахером, у которого она стриглась, с косметологом… с соседками, на худой конец. Соседки обычно очень много знают! Ты поверь мне – я пока в милиции служил, опыта поднабрался. Работа в милиции, она, знаешь, психологическая…

– Какие у нее соседки! А парикмахер… откуда я знаю, у кого она стриглась?

– Ну, если нет парикмахера – на худой конец, сойдут коллеги, сослуживцы женского пола. Причем желательно найти кого-то, кто на нее обиду затаил. Тогда тебе охотно про нее всю подноготную выложат! Даже наводящие вопросы задавать не придется!

– Сослуживцы? – я задумалась.

Ну, с этим немножко легче.

Ольгины сослуживцы – это Володькины сотрудники, а кое-кого из них я знаю.

В памяти у меня всплыла одна зачуханная особа, с которой я пару раз разговаривала на корпоративных вечеринках. Звали ее, если не ошибаюсь, Лена Левочкина. Только ее, кажется, уволили незадолго до нашего с Володькой разрыва.

Но если верить Василию Макаровичу, уволенная сотрудница – это даже лучше, она наверняка затаила на Ольгу обиду и выложит мне все, что ей известно!

Я сказала о ней дяде Васе, и он одобрил, велел заняться этой Леной, как только мы вернемся в город.

Правда, с возвращением возникли проблемы.

Замечательный дяди-Васин «жигуль» начал кашлять, чихать, как простуженный барбос, и наконец заглох.

Василий Макарович, громко чертыхаясь, вышел из машины и полез под капот.

Оттуда доносились его вздохи и горестные восклицания.

Через несколько минут он вылез из-под капота, весь перемазанный машинным маслом, и заявил:

– Искра пропала. Черт ее знает, куда она делась… то ли карбюратор барахлит, то ли с трамблером непорядок, то ли свечи засалились… нет, вообще-то у меня ласточка хоть куда, если до ума ее довести, любую иномарку запросто сделает… ей бы только свечи поменять да карбюратор перебрать…

– А что сейчас-то делать?

– Вот с этим сложнее, – вздохнул дядя Вася. – Если бы кто нас дернул или подтолкнул…

Позади на шоссе послышался шум приближающегося автомобиля, и дядя Вася замахал руками. Но мимо нас, не снизив скорости, промчался сверкающий «Мерседес», оставив после себя привкус глубокого разочарования.

– Нету у них, понимаешь, чувства локтя! – вздыхал дядя Вася, провожая «Мерседес» взглядом. – Нет чувства взаимовыручки. Сегодня бы он мне помог, а завтра – я ему… если он на дороге заглохнет, неужели не помогу?..

Сзади снова раздался шум мотора, но звучал он совершенно по-другому и приближался гораздо медленнее.

Выглянув из машины, я увидела тот самый грузовичок, который мы обогнали минут двадцать назад.

Грузовичок остановился, из его кабины выбрался водитель, в котором я узнала фермера Пал Палыча, поставлявшего в наш коттеджный поселок творог, сметану и прочие свежие молочные продукты.

– Что, земляк, искра пропала? – сочувственно спросил он Василия Макаровича.

– И не говори, – отозвался тот. – Пропадает на полдороге, а куда девается – один черт знает!

Пал Палыч полез под капот «жигуленка», дядя Вася присоединился к нему, и некоторое время оттуда доносились их горестные вздохи и не очень понятные восклицания, в которых самым неодобрительным образом поминались карбюратор, трамблер и прочие детали автомобиля.

Наконец оба водителя выбрались на свет божий, злые и перемазанные, как нефтяники на буровой.

– Не выходит, – вздохнул дядя Вася.

– Не выходит, – поддержал его фермер. – Придется дернуть, может, с ходу заведется…

Пал Палыч достал веревку и стал ловко крепить ее к дяди-Васиным «Жигулям».