Валерий Осинский. - Предатель.

Пинхас ступил между противниками и возвысил голос:

– Как вы обороните страну, если пред взором Бога готовы пролить кровь братьев?

Тогда Йехошуа крикнул:

– Деда, сюда идут солдаты!

Десятки глаз подслеповато уставились в полумрак. Кто-то крикнул: «Измена!» Началась сутолока. Йосеф подхватил сына и вынес на улицу. Мальчик прижался щекой к его мягкому халату, пахнувшему потом и козьей шерстью.

На окраине двора застучали конские копыта. Тут и там вспыхнули факелы. С улицы с воплями возвращались бежавшие первыми.

– Сюда! – крикнул дед.

Вцепившись в ладонь отца, Йехошуа бежал переулками и слышал шелест множества шагов, испуганное дыхание, отчаянную ругань и проклятия.

Рядом дробно затопал конь, и в нескольких локтях вспыхнул факел. Вжав голову в плечи, мальчик обернулся. На них летел всадник. Факел с болтавшейся паклей торчал у стремени. Подкова выбила белые искры из камня. Круглый шлем солдата сполз ему на брови. В руке блеснул меч. Солдат злорадно оскалил щербатый рот.

Гончар воткнул за пояс полы халата и повернулся к солдату, держа гладиус обеими руками. Дед присел, чтобы нырнуть от рубящего удара. Коротышка со шрамом на брови бросился на солдата. Йехошуа услышал конское ржанье и отчаянную ругань латинянина. Мальчик заплакал от страха и от жалости к деду.

Родители торопливо навьючивали сонного осла, седого в лунном свете. В дальних дворах завыли собаки, кричали мужчины, вопили женщины. Йосефа мелко трясло.

– Ищут тех, кто был в собрании, – пробормотал он. – Кто-то их научил.

Проклиная римлян и своих, он обмотал копыта осла рваниной.

Шли по теневой стороне улицы. Облако размыло луну в бледно-лимонный мазок. За городом беглецы свернули с дороги в лес. За южной окраиной запричитала женщина.

– На богатый Цор погони не будет, – прошептал Йосеф.

Слезы высохли на щеках мальчика. При луне он увидел напуганное лицо матери. Она несла на голове узелок. Йехошуа понял: они бегут из города навсегда. Он вспомнил деда, Мирьям, Пинхаса, Иакова, Барашка…

Скорбно подрагивали звезды. И это было все, что уносил мальчика из детства.

У ректора были телефонные номера Зубанова: рабочий, домашний и мобильный. Но говорить с занятым человеком о незначительном деле надо «между прочим» и с глазу на глаз. Например, сегодня, на городской партконференции. Надо уметь просить так, чтобы не отказали. А для этого необходимо учитывать все выгоды и риски сторон.

Ушкин еще не решил, для чего ему заступаться за бывшего ученика. Протест потомственного интеллигента против произвола власти, корпоративная солидарность, человеческое участие, конечно, объясняли поступок. Александр Сергеевич даже представил в исследованиях биографов этот штришок своей общественной деятельности, выгодно высветивший его противоречивый характер. Демонстрация собственного всемогущества в глазах соратников или недоброжелателей тоже льстила самолюбию. Но за всем этим брезжило еще что-то. Какая-то сногсшибательная комбинация. Ушкин пока лишь предчувствовал ее. Как предчувствовал головоломный виток скучного, неподдающегося сюжета. Но даже если бы он облек задуманное в словесную форму, он не признался б себе, что его благородство, – благородство во мнении посторонних! – прикрывает его очередную пакость. Всю эту идиотскую возню вокруг Аспинина можно использовать во внутриинстиутских целях. Нужно лишь умело расставить ловушки.

Александр Сергеевич решил позвонить помощнику Зубанова Тарнаеву. Тарнаев человек ловкий. Без лишнего шума он обстряпывал личные дела вождя. Самое забавное из них для Ушкина, в смысле окололитературной возни, была тяжба Зубанова в Спасском-Лютовинове за заповедные земли. Среди своих ректор ехидничал о том, что лауреат литературной премии имени Шолохова достойный сосед Тургенева. А экспроприировать у барина четыре гектара угодий под гречиху, пасеку в сорок ульев, баньку, два новеньких сруба и пруд с карасями под охраной четырех псов – вождю русского пролетариата сам Маркс велел. Директор мемориальной усадьбы Николай Левин, – тут Ушкин подивился литературным метаморфозам: тезка литературного двойника Толстого поставлен смотрителем над усадьбой долголетнего недруга графа! – отказал Зубанову в «приватизации», и Тарнаев решил вопрос напрямую через главу Мценского района.