Наталья Александрова: Клиент Пуаро

– Вот видите! – Псих оживился, как будто нашел в словах Животовского неожиданную поддержку. – Вы сами сказали, что приходить завтра совершенно бессмысленно…

– Ну и что из того? – беспокойно переспросил Викентий Федорович, чувствуя, что странный человек заманивает его в какую-то ловушку.

– Значит, нет никакого смысла откладывать на завтра!

– Что откладывать? – Животовский огляделся по сторонам, надеясь, что появится кто-нибудь из коллег и поможет ему выкарабкаться из этого бесполезного, бесцельного и утомительного разговора.

Никого, разумеется, не было.

Охранник за стеклом входных дверей увлеченно разгадывал свой дурацкий кроссворд. Теперь ему требовался американский киноартист из пяти букв с буквой «й» точно посередине.

– Что откладывать? – тоскливо повторил Животовский, поняв, что подмоги не будет и придется выпутываться самому.

– Восстановление исторической справедливости.

Какой зануда! И почему он привязался именно к нему, к Викентию Федоровичу, известному и преуспевающему человеку?

Позвать, что ли, охранника, попросить прогнать этого идиота?

Животовскому стало стыдно. Он покажется смешным, беспомощным, мнительным… а именно этого он боялся больше всего на свете!

Он чувствовал, что покой в удобном салоне машины и музыка Доницетти откладываются, что прежде ему придется общаться с занудным кретином, обсуждать его дурацкие амбиции…

Сутулый человек подошел к нему вплотную, словно хотел что-то сказать на ухо. Животовский брезгливо отстранился и вдруг увидел, как в руке психа блеснуло что-то острое и тонкое. Викентий Федорович открыл рот, чтобы возмутиться, как следует отчитать этого идиота, который вообразил о себе невесть что. Но идиот снова придвинулся вплотную и коротким сильным ударом воткнул ему в грудь свое тонкое и острое оружие.

Почему-то Животовский в первое мгновение подумал, что кретин испортил замечательный кожаный плащ.

Во второе мгновение он почувствовал страшную, пронзительную боль и удивительную щемящую тоску, как будто ему предстояло навсегда расстаться с очень близким и любимым человеком. Впрочем, так оно и было, ведь у Викентия Федоровича Животовского не было никого ближе, чем он сам, а именно с самим собой ему предстояло расстаться.

Неожиданно в мире кончился воздух. Дышать стало нечем. Даже те жалкие крохи воздуха, которые удавалось невероятным усилием протолкнуть в легкие, не годились для дыхания – они были хрупкими и колючими, как битое стекло.

Животовский успел еще подумать, что ему так и не удалось получить «Оскара», а также «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля, и на этой мысли он остановился.

Викентия Федоровича Животовского, известного кинорежиссера и телевизионного продюсера, больше не существовало.

Тело в дорогом кожаном плаще с узким воротником из голубой норки сползло по блестящему боку «Пежо-406» и застыло на асфальте возле правого переднего колеса.

Сутулый человек внимательно посмотрел на дело своих рук, завернул орудие убийства в носовой платок и спрятал в карман.

Оглянувшись на стеклянные двери телецентра, за которыми невозмутимый охранник разгадывал кроссворд, он вполголоса проговорил:

– Историческая справедливость восстановлена…

Чуть подумав, добавил:

– Частично восстановлена! – и быстрым шагом направился за угол телецентра, где его ожидала машина.

В квартире стояла тишина. Но не та одинокая холодная тишина, которая наблюдается в квартирах, покинутых хозяевами надолго – уехали, к примеру, в отпуск или в долгую командировку. И не та мертвая тишина, какая бывает в абсолютно пустой квартире – хозяева переехали, квартиру выставили на продажу и вывезли все ценное, а остальное бросили за ненадобностью. Не было также в квартире гулкой тишины нового дома, когда в самой квартире еще никого нету, но от соседей сверху доносится визг дрели и постукивания, а за стеной кто-то шуршит и хлопает дверью, и на лестнице сквозняк, потому что носят и носят плитку, линолеум и мешки с цементом. В квартире никого нет, но понятно, что не сегодня завтра распахнется дверь и ворвутся в квартиру развеселые ребята-мастера, предводительствуемые солидным немногословным прорабом, набросятся на пол, потолок и стены и через некоторое время превратят пустой бетонный сарай в игрушку.

В этой квартире стояла совсем другая тишина – уютная, домовитая. Вот чуть треснул паркет, вот колыхнулась занавеска. Скрипнула оконная рама, с кухни донеслось удовлетворенное урчание холодильника.