Дарья Донцова - Добрый доктор Айбандит

Помнится, рассказывая все это, Андрей Пасынков обронил: «Жена удивилась – раньше Митя не ел воздушную кукурузу, говорил, что она по вкусу как бумага и кашель от нее сразу начинается. Вот Нюта обожает лакомство, а еще она всегда слушает, как зерна взрываются под крышкой, и хлопает от радости ладошками». Сомневаюсь, что младший Пасынков неожиданно полюбил поп-корн. Так зачем он попросил его приготовить? Ответ один – чтобы удалить из комнаты Анюту.

Балкон в квартире Андрея есть только в гостиной. Митя не хотел, чтобы обожаемая им сестра увидела, как он переваливается через перила балкона. Но как избавиться от девочки? Если отправить ее на кухню с просьбой сделать чай, Нюта крикнет маме: «Митя хочет пить». Нина сама заварит напиток, не доверит малышке кипяток. Значит, сестра быстро вернется в гостиную. И брат вспомнил про то, что сестра любит слушать, как зерна кукурузы взрываются под крышкой. Анюта точно застрянет у плиты минут на десять, а то и на пятнадцать. Мите вполне хватит времени, чтобы осуществить задуманное…

Бедный мальчик! Что с ним случилось? Может ли употребление героина вызвать шизофрению? И страдал ли Дима в самом деле психическим расстройством? Увы, я ничего не понимаю в психиатрии.

Кстати! Юра Винников и Костя Борисов оставили странные предсмертные записки, и в них, насколько я помню, как и в письме Пасынкова, шла речь о монстрах. Они тоже сошли с ума?

– Мне почему-то тревожно, – донесся до меня голос Юлии Сергеевны. – Вы можете найти Митю?

Я сделала вид, что не услышала вопроса учительницы, решив, что говорить Волчек о смерти Димы Пасынкова пока не стоит, и спросила:

– Можно забрать письмо?

– Конечно, – сказала собеседница. – Надеюсь, оно поможет вам в поисках подростка. А в машине полиции точно сидела именно Джина, я это чувствую. По-моему, дети в большой беде. И почему девочке побрили голову?

– Прическа сильно меняет внешность человека, – ответила я. – Покрасьтесь из блондинки в брюнетку, и вы станете другим человеком. А если постричься под ноль, мимо вас даже родная мама пройдет не поздоровавшись.

– Ясно… – протянула Юлия Сергеевна.

Я молча смотрела на Волчек.

Джину заперли в спецпалате, оборудованной для непослушных пациентов, выдают за Лору Гаспарян. Федор Николаевич не желает, чтобы посторонние знали, где его внучка. Думаю, известно это исключительно своим – Николаю, Евгении, верной семье медсестре и, видимо, Карелии Львовне. Правда, последняя разрешила мне посмотреть на палату. Но лишь после того, как я пару раз произнесла слово «карцер». Помощница шефа явно подумала, что тележурналистка начнет болтать: мол, в клинике Волкова с больными дурно обращаются, – и решила, что лучше дать мне возможность окинуть взглядом поднадзорную палату, тем более что я не видела никогда настоящую Гаспарян и не пойму, кто передо мной.

Спать я легла очень поздно.

Завершив беседу с Волчек, я поехала к Капе, выгрузила кости для Микки и на обратном пути попала в гигантскую пробку. Когда моя «букашка» въехала наконец в родной двор, у меня было лишь два простых желания – поужинать и тут же отправиться на боковую. Но пока лифт медленно полз вверх, аппетит пропал, и я, войдя в квартиру, сразу направилась в спальню, даже не стала принимать душ, сон буквально валил меня с ног.

Посреди ночи я неожиданно проснулась от шума – кто-то громко шуршал фольгой. Я села, посмотрела на мирно спящего рядом Макса и прошептала:

– Эй, Муся, Фира, чем вы там занимаетесь?

В спальне стало тихо.

– Вот безобразие! – прошипела я. – Как вам не стыдно, спать надо!

Но собаки продолжали хулиганить, и теперь они закряхтели на разные голоса. Звук явно шел от окна.

– Ну погодите, – пригрозила я, – вот сейчас встану.

Но вылезать из-под теплого одеяла не хотелось, поэтому я велела:

– Эй, Фира, Муся, немедленно идите сюда!

Подушка, на которой пару мгновений назад лежала моя голова, зашевелилась, из-под нее выползла сонно моргающая Муся и с недоумением уставилась на меня. Я потерла затекшую шею.

– Извини, Мусёна, значит, безобразничает одна Фира. И сколько раз я просила тебя не спать у меня под головой? Ну что за вредность, а? Каждое утро просыпаюсь от того, что…

Договорить не удалось – в комнате раздался громкий протяжный стон. В нем звучала такая мука, что я похолодела.

– Фира! В чем дело? Тебе плохо?

Одеяло слева от меня зашевелилось, и появилось черное тельце, отчаянно виляющее скрученным хвостом.