Дарья Донцова - Добрый доктор Айбандит

– Налево, – ответила я.

Мы шли некоторое время в молчании, потом Карелия Львовна попросила:

– Сами выбирайте палату, чтобы мысли не возникло, что я вам потемкинскую деревню организовала.

Я показала на одну дверь.

– Можно туда?

Помощница главврача приблизилась к створке, я последовала за ней и увидела табличку: «Спальня Звездное небо. Галя Мишина».

Карелия Львовна постучала.

– Галчонок, можно?

– Валяйте! – крикнули в ответ.

– Все комнаты отделаны по-разному, – объяснила моя сопровождающая, – эта в синих тонах, а на потолке ночью горят звезды. Правда, красиво? Галочка, тебе нравится?

– Угу, – буркнула худая до невозможности девочка лет тринадцати и посмотрела на меня. – А вы с телевидения?

– Правильно, – улыбнулась я. – Кто тебе успел обо мне рассказать?

– Нелли Попова, за завтраком, – угрюмо объяснила Галя. – Не хочу, чтобы меня снимали и показывали.

– Не переживай, никто из пациентов в объектив не попадет, – успокоила я девочку, – наш фильм посвящен исключительно семье Волковых.

– Ну и хрен с ними, – вяло обронила Галя и плюхнулась на кровать, не снимая туфель.

– Извини, если помешали, – сказала я, – желаю тебе скорейшего выздоровления.

– Да пошла ты… – снова выругалась девочка.

– Она два дня назад приехала, – пояснила Карелия Львовна, когда мы снова очутились в галерее. – У нас непростые дети.

– Оно и видно, – кивнула я. – А там кто живет? За зеленой дверью?

– Дениска Боков. Замечательный мальчик, – оживилась моя спутница, – у него за три недели большой прогресс. Давайте к нему зарулим. Он совсем другой, не такой, как Галя, хотя, когда приехал к нам, был еще хуже.

Мы посетили парня, и я убедилась, что его спальня не менее уютная, чем у хамоватой девочки.

– Понравилось? – спросила Карелия Львовна, приведя меня снова на перекресток галерей.

– У детей прекрасные условия, – отметила я.

– А теперь – в «Жизнь»! – голосом генерала, командующего парадом, возвестила она и потащила меня в другое крыло здания.

Минут через тридцать, когда мы снова очутились на территории платной клиники, помощница Федора Николаевича гордо поинтересовалась:

– Убедились? Благотворительная часть даже лучше коммерческой!

– Верно, – подтвердила я. – А почему вон та, последняя дверь, железная и красная? Она слишком выделяется тревожным цветом по сравнению с остальными.

Карелия Львовна смутилась.

– Я говорила вам, что некоторые пациенты агрессивны, склонны к насилию, побегу. Увы, мы не можем некоторое время выпускать их в общую столовую или в наш прекрасный спортзал с бассейном. За красной дверью комната, где временно живет Лора Гаспарян. Очень сложный случай. Девочка неконтактна, озлоблена, за ней необходим тщательный присмотр. Есть еще оранжевая и желтая двери, они тоже сигналят об особом режиме.

– Карцер! – воскликнула я, разглядывая табличку «Лора Гаспарян», вставленную в держатель на двери.

Собеседница замахала руками.

– Упаси бог! Никаких репрессий! Мы воздействуем исключительно добротой и лаской. Даже элементарных замечаний подопечным не делаем. Впустить вас к Лоре я не имею права, ключи от ее комнаты находятся у лечащего доктора, персональной медсестры и у меня, но войти туда вам нельзя. Пойдемте, покажу нашу уникальную библиотеку. И вы еще не побывали в спорткомплексе. Знаете, сюда приезжал очень известный спортсмен, на консультацию, так он пришел в восторг от того, как оборудован зал. А наш бассейн… – Продолжая нахваливать во весь голос спорткомплекс клиники, Карелия Львовна стала осторожно оттеснять меня подальше от ядовито-яркой двери, и я моментально напряглась. До сего момента помощница Федора не чинила мне препятствий, наверное, в столь тщательно охраняемой комнате таится нечто нехорошее, вот его и стараются спрятать от чужих глаз. Я замерла на месте и решила действовать нагло.

– Значит, вы все же применяете наказания? Оборудовали карцер.

– Бог мой! Я уже сказала: нет! – занервничала Карелия Львовна.

– Тогда почему мне нельзя осмотреть помещение? – уперлась я.

– Лора выглядит плохо, – после короткой паузы произнесла моя спутница, – она может ходить голой, нецензурно выражаться.

– Понятно, почему вы посадили ее на цепь, – кивнула я.

– Цепь? – в ужасе повторила Калерия. – О господи! Ладно, я нарушу строжайший запрет Федора Николаевича, но лишь потому, что вам в голову лезут странные мысли. Можете на секундочку взглянуть в окошечко. Вот, пожалуйста.