Наталья Александрова: Укрощение свекрови

– Надо же, какой трепетный! – хмыкнула Надежда. – Тонкое, ранимое создание!

– Это точно, – согласился бомж. – Создание у меня сильно ранимое. Меня в девяносто шестом году Валька-Хмырь горлышком от бутылки поранил, так что с тех пор мое создание как есть ранимое. Главное дело, я же сам эту бутылку купил, вино марки «Лизабелла», его угостил – и он же меня той бутылкой поранил! Отечественная медицина в лице доктора Левинсона из больницы номер двадцать пять героически боролась за мою жизнь и вырвала меня из рук этой… как ее… смерти. Хотя доктор Левинсон и сомневался. Но мой организм оказался на редкость крепким. Как у бывшего передовика. А насчет того, что тебе тут фуняет, так ты не беспокойся – когда малость обвыкнешься, перестанешь замечать…

– Да я как-то не собираюсь тут «обвыкаться», – отозвалась Надежда. – Нам тут делать нечего, нам бы вот с девушкой теперь наружу выбраться где-нибудь в безопасном месте…

– Насчет безопасного места – это я тебе навряд ли помогу, самое безопасное место как раз тут и имеется, под землей. А там, в городе-то – там только держись, там такой народ – так и норовят убить или поранить, как, к примеру, Валька-Хмырь в девяносто шестом году, а то и вовсе ограбить… А ты, к примеру, могла бы у меня остаться. Ты, как я погляжу, женщина самостоятельная, из себя видная. А я – тоже не всякий-разный. У меня здеся жилплощадь, почитай, неограниченная – это раз, тепло круглый год – это во-вторых, и с третьей стороны – постоянный стабильный заработок в лице бутылок и прочего вторсырья…

– А что же ты тогда на опохмел у прохожих клянчишь? – перебила его Надежда.

– Так что ж не клянчить, когда дают? – бомж развел руками. – Это ж у меня этот… бизнес такой! У меня бизнес психо… психологический – я, коли вижу, что человек с понятиями, так попрошу, а коли видать, что жлоб, то и не обращаюсь. Хотя тоже ошибки бывают. Вот обратился давеча к той девушке симпатичной, а она меня послала, хотя я и передовик бывшего производства… Так какой же будет твой положительный ответ на мое предложение?

– Да… – протянула Надежда. – Честно сказать – вы меня огорошили… несколько неожиданное предложение. Можно мне его обдумать? Вопрос серьезный, сами понимаете…

– Что ж, думай! – милостиво согласился бомж. – Только ты того… не слишком с этим делом затягивай. У меня, понимаешь, тоже свои планы имеются!

– Ну надо же. – Надежда повернулась ко мне, улыбаясь. – Можешь представить, это уже второе предложение руки и сердца за последнюю неделю!

За таким увлекательным разговором мы прошли не меньше километра по темному и грязному тоннелю. Бомж, как видно, знал его как свои пять пальцев и вел нас к какой-то вполне определенной цели.

Наконец он замедлил шаги и проговорил:

– Вот она, квартирка моя отдельная! На данный момент трехкомнатная, но в случае увеличения семьи вполне можно расширить, все, как говорится, в наших силах…

Он чиркнул спичкой и зажег висящую на стене тоннеля керосиновую лампу. При ее неровном чадящем свете мы увидели три составленные рядком огромные картонные коробки, по-видимому, из-под телевизоров.

– Вот это – спальня, – горделиво указал бомж на одну из коробок, дно которой было застелено обрезками поролона, поверх которых валялось сложенное вдвое ватное одеяло.

– А вот это – столовая, – продолжил хозяин «квартиры» экскурсию, показав на вторую коробку, где лежало несколько упаковок вермишели быстрого приготовления, называемых в народе «бомж-пакетами», и еще какие-то подозрительные продукты питания.

– А вот это – мой кабинет! – Он с гордостью продемонстрировал третью коробку, в которой валялась груда потрепанных глянцевых журналов и стопка рекламных листовок.

– Бывает, долгими зимними вечерами сижу в своем кабинете, журнальчики почитываю… – сообщил он мечтательно.

– А листовки рекламные зачем? – поинтересовалась Надежда Николаевна. – Тоже почитываете?

– А у них ведь вторая сторона чистая, – ответил бомж, хитро ухмыляясь. – Я на той чистой стороне иногда чего-нибудь записываю… чтобы, к примеру, не забыть.

– Да вы, никак, писатель! – изумилась Надежда.

– Ну, это нет! – засмущался бомж. – Один у нас был писатель, Серега Кривой. Он очень любил на заборах всякое писать. Причем не просто так, как обыкновенные люди пишут, а все с выдумкой… Через что и пострадал. Думал, на общественном заборе пишет, а оказалось – на частном ограждении одного крутого кореша. Ну, после чего ему последний глаз выбили. На этом его писательство и закончилось. Так что я этим делом не балуюсь. Писатель – профессия опасная, не для меня. А я больше рецепты записываю, к примеру, у меня тут записано семьдесят четыре рецепта очистки политуры, хочешь, поделюсь? – И он зашуршал листовками.