Мне надо снять платье и надо держать красное.
Я не знаю, как снять платье, если руки заняты красным.
Голоса, которые не в голове, мне не подсказывают. Молчат. Соблюдают тишину.
«Слушай меня! – командует голос в голове. – Раздеваться не надо. Не надо! Не нужно! Нет необходимости! Стриптиза не будет, отменяется, на фиг, к чертовой бабушке! Надо бежать! Бежать, быстро перемещаться на двух ногах, бежать, драпать, чесать, улепетывать! Ну же, вперед!»
Я смотрю вперед. Впереди обрыв. Край. Конец.
«Нюнька, сделай что-нибудь, она опять в Матрице!» – орут в голове.
«Таня, перед тобой Колизей! Это же Рим! Ты мечтала его увидеть! Неужели ты допустишь, чтобы эти фашисты взорвали тебя у Колизея?! Голой, на виду у сотен туристов?!»
Колизей. Колизей.
Я не могу подобрать синоним. Колизей – это нечто особенное. Неповторимое. Уникальное. Единственное в своем роде.
Я опускаю на край обрыва яблоко. Оно красное.
Я снимаю платье. Оно белое.
Я беру в руки яблоко. Оно круглое.
Я стою на краю и вижу Колизей и сотни туристов. Они видят меня.
«Все, девочки, пора прощаться!» – всхлипывает голос в голове.
«Брось яблоко, сейчас оно рванет, дура!»
Дура. Идиотка. Кретинка. Олигофренка.
Сбоку огромной мухой налетает темное, злое. Гудит, ругается, валит меня с ног.
Грохочет. Опять землетрясение.
Я закрываю глаза. Смыкаю веки. Склеиваю ресницы.
«Госссподи, как же я люблю этого парня!» – «Да ты всех парней любишь!» – «Дура!» – «Сама дура!» – смеются и плачут голоса в голове.
Темнота, мрак, полное отсутствие видимости.
Несколько раз я пыталась вынырнуть из темного беспамятства, но что-то удерживало меня на дне. Что-то красное, круглое, как пушечное ядро, как старинная бомба… Наконец эта штука растаяла, и я всплыла на поверхность. Тяпа и Нюня дуэтом скандировали:
– Раз, два, взяли!
– Эх, раз, еще раз, еще много, много раз!
– Чего взяли-то? – поинтересовалась я, с трудом ворочая языком.
– Вес! Вес взяли! – завопили мои голоса. – Вытянули тебя, теперь жить будешь! Ну, и тяжелая же ты, Танька! Как слон!
– Я не слон! – я обиделась и заговорила громче.
Тут же третий голос, мужской и не внутренний, зашептал успокаивающе:
– Ты не слон, конечно, ты не слон, ты хорошая девочка, тебя зовут Таня, сестра, позовите доктора, ты не слон…
Я открыла глаза.
– Ну? Давай: «Где я!» – азартно подсказала мне первую реплику Тяпа.
– Кто здесь? – по-своему спросила я.
– Это я, Красная Шапочка, принесла пирожки своей бабушке! – засюсюкали рядом.
– Сэр, вы сами сводите ее с ума! – строго сказал еще кто-то.
Я с трудом повернула голову.
Сюсюкала не Красная Шапочка, сюсюкал Мик Хоффер в кумачовой бейсболке. Пирожок у него, правда, имелся, но он явно предназначался не бабушке, потому что уже был надкусан.
– Я тебе не бабушка, – сказала я просто потому, что мне не хотелось доедать за ним пирожок.
Мне вообще не хотелось ни есть, ни пить.
Я подумала и добавила:
– Я тебе даже не мать.
Красная Бейсболка посмотрел на даму в медицинском костюме и спросил:
– Скажите, доктор, а обнимать ее уже можно?
– Вы уже ее пообнимали, – проворчала медицинская дама и зачем-то подняла мне веко. – Можно. Только не надо снова бить ее головой об асфальт.
– Тут мягкий пол, линолеумный, – сказал на это Мик и быстро доел пирожок, а потом действительно полез ко мне обниматься.
– Ты бил меня головой об асфальт? – недоверчиво спросила я, когда докторша вышла.
– Это вышло случайно, я просто сбил тебя с ног и повалил на землю, – и он крикнул в закрывающуюся дверь: – На землю, а не на асфальт! И я не хотел!
– Чего ты не хотел?
– Я не хотел, чтобы ты пострадала, – он посмотрел мне в глаза. – Я не мог допустить, чтобы тебя убили!
Я смутилась и, не придумав других слов, спросила:
– Как же ты меня нашел?
– Элементарно: в твоем мобильнике был маячок. Я поставил его еще на острове, до твоего отплытия на баркасе и моего – на яхте.
– Зачем?
При других обстоятельствах моя свободолюбивая Тяпа не преминула бы возмутиться таким бесцеремонным нарушением моих прав, но сейчас она затаила дыхание, надеясь услышать что-то вроде: «Затем, что я не мог допустить и мысли о том, чтобы потерять тебя, дорогая!»
– У тебя же остались мои деньги, паспорт и коммуникатор! Я не хотел их потерять! – ответил Мик.
Я расстроилась, но постаралась этого не показать.
– Правда, уже в Риме мне пришлось за тобой побегать, – продолжил Мик, не заметив моей кислой мины. – На лобное место тебя повезли без вещей, мобильник остался на съемной квартире, где вы жили. Я двое суток следил за этой хатой. Когда увидел, что появился гример – понял, что приближается развязка, и с этого момента не спускал глаз с двери. Но эти гады все время были рядом с тобой и отошли только в самый последний момент.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу