— Прошу прошения, но иначе бы пресс помял ворот моей сорочки. А я, к вашему сведению, неисправимый пижон, — произнёс он, подражая кому-то из великих. «Кому — неважно, разберусь потом, если останусь жив», — решил Телков.
Но дремучий уголовник, не сумев оценить его юмор, примитивно пробурчал:
— Сейчас я тебе помну кое-что другое.
И они принялись дубасить друг дружку с удвоенным рвением. Бились на земле и головокружительных винтовых лестницах. Боролись на узких площадках под самыми сводами цеха, и киллер, как и положено, сбросил опера со страшенной высоты на остриё какого-то механизма, а Телков, как и положено, на лету ухватился за перила нижней площадки, что подвернулась на его пути. Затем он сбросил киллера сам. Тот грохнулся, считай, с четвёртого этажа, но как ни в чём не бывало встал на ноги и снова ринулся на Телкова. Их кости хрустели на весь цех, со струнным звоном лопались мышцы. Телков вопил от боли и звал маму, как маленький ребёнок. Моржовый от боли ревел смертельно раненным быком.
«И всё-таки приятно иметь дело с противником, который тоже ходит в кино. А Моржовый, судя по его приёмам, не вылезал из кинотеатров. В свободное, конечно, от преступлений время» — такая мысль пронеслась в голове Телкова, на миг оттеснив жуткую боль. Настолько она была неожиданной и чертовски интересной.
В конце концов, сцепившись в клубок, бойцы снова скатились по ступенькам вниз. И тут выяснилось, что у них совершенно иссякли силы. Они стояли лицом к лицу, тяжело дыша, не в состоянии пошевелить даже мизинцем. Но Телков всё же нашёлся, дунул в Моржового. Дуновение было слабее слабого, ну ровно от крыла дневной красавицы-бабочки. Но киллер рухнул на спину, что поваленный столб.
Стоя над ним, лейтенант победно промолвил, еле ворочая языком и частично кого-то цитируя, а скорее многих:
— Всё, Моржовый! Ваша карта бита! Вы задержаны за убийство!
— Наклонись поближе, — прохрипел киллер и, когда Телков исполнил эту просьбу, продолжил: — Ты выиграл, Телков. Я тебя узнал ещё в теремке. Ты похож на своего отца. Мы с ним вместе воевали в Афгане. Там и привыкли убивать. Васька, твой отец, спас мне жизнь. А сам погиб. Принял нож на себя.
Только теперь опер обратил внимание на физиономию киллера. Она была разукрашена полосами грязи. Именно так маскировались современные солдаты, проникнув в тыл врага. «Вот почему цех так фантастически чист. Всю грязь собрал Моржовый, прежде чем спрятаться за бочкой», — подумал Телков.
— Я бы мог раздавить твою черепушку, что сырое яйцо, — продолжал киллер, — да пожалел. Так и быть, живи, Володька!
— Спасибо! — от всей души поблагодарил лейтенант. — Но вы зря так поступили. Я взяток не беру. Даже моей собственной жизнью.
— Я знаю. Ты и в этом в Ваську. Он тоже не брал. А теперь тащи меня на свою Петровку, — снова прохрипел киллер и потерял сознание.
— Я бы с удовольствием вас туда доставил. Но сейчас мне непременно что-нибудь помешает, и я вас упущу, — пожаловался опер. И ему заранее стало обидно: до чего же несправедлива жизнь. Ловишь преступника, ловишь, а стоит его задержать, и весь твой кропотливый труд рассыпается прахом.
Словно подслушав его мысли, в кузнечный цех вошла, точно свалилась с неба, согбенная бабуся с клюкой и беззубо прошамкала:
— Милок, выведи меня отседа. Шла в поликлинику, да видать заблудилась.
«Откажешь, будут говорить: российский милиционер бросил без помощи старую женщину. И в такой же ситуации может оказаться и моя бабушка. И Люся, когда станет бабушкой», — сказал себе Телков.
— Поднимайтесь, Моржовый. Проводим по дороге женщину. И пойдём в отдел.
Но киллер даже не шелохнулся, лежал и впрямь как бездушный столб.
Обречённо вздохнув, лейтенант проводил старуху до проходной и опрометью бросился в цех, но тело киллера, что, впрочем, и следовало ожидать, куда-то исчезло. А спустя мгновение до ушей опера донёсся рёв мотора. «Грузовик на бешеной скорости мчался к заводским воротам. За его рулём сидел Моржовый. Преступник злорадно ухмылялся», — устало подумал Телков и, понурив голову, побрёл к выходу. Проходя мимо дверей с табличкой «Начальник цеха», он услышал телефонный звонок. Кто-то звонил требовательно и в то же время с уважением к предстоящему собеседнику. Так звонить умел лишь единственный человек, наверное, на всей планете. Встрепенувшись, Телков плечом вышиб дверь и, влетев в чужой кабинет, схватил телефонную трубку.
— А за дверь, сынок, тебе придётся возместить. Впрочем, это моя вина. Разумеется, мне следовало позвонить в заводскую проходную. Там дверь осталась открытой, — услышал он благодушный баритон Степанова.
Читать дальше