Наталья Александрова - Небо в шоколаде

– Ох, и серый же я! – Маркиз схватился за голову. – Ну, просто ни черта не знаю, как выяснилось!

– Зато ты очень обаятельный, – улыбнулась Анна, – ну что, продолжить лекцию?

– Обязательно! Знания – сила, учение – свет, а культуру – в массы! Ты сказала, что Эфиопия, то есть тогдашняя Абиссиния, чуть не вошла в состав России. Что же этому помешало?

– Как всегда, бюрократические проволочки! Бумаги были направлены в Петербург, на высочайшее утверждение, но застряли в каких-то чиновничьих кабинетах, а потом началась Первая мировая война, и всем стало не до далекой Абиссинии…

– Жаль! – вздохнул Маркиз. – А я уже представил себе, как это было бы здорово – вместо Крыма ездил бы я в юности отдыхать в Эфиопию, снимал бы сарайчик у престарелой эфиопской колхозницы, ленинградских и московских студентов посылали бы туда на лето спасать гибнущий урожай бататов, манго и ананасов, а праздничные концерты в Кремле открывало бы выступление ансамбля эфиопской народной песни и пляски…

– Не сложилось! – весело резюмировала Анна. – Обошлись народностями Кавказа. Но мы отвлеклись…

– Да, давай вернемся к нашему Льву Михайловичу!

– Итак, Лев Михайлович долгие годы успешно совмещал изучение эфиопского фольклора и народных верований с секретной дипломатической работой и достиг значительных успехов в обеих областях. Его книги «Семейные обряды народов Абиссинии» и «Абиссинские похоронные традиции» сразу после выхода в свет стали классическими, их переиздают и в наше время… А присоединение Абиссинии к России сорвалось по независящим от него причинам. Во всяком случае, итальянцы видели в нем такого опасного соперника, что в девятьсот тринадцатом году подкупили знаменитого абиссинского разбойника Махмута ибн Заира и уговорили его напасть на лагерь ученого и убить Льва Михайловича. Но местные племена так уважали русского профессора, что предупредили его о готовящемся нападении и спрятали от разбойников в деревенском зернохранилище.

– Боже, какие потрясающие приключения! – восторженно воскликнул Маркиз, одновременно откровенно любуясь Анной и внимательно слушая ее увлекательный рассказ.

– Да, жизнь Ильина-Остроградского действительно была полна приключений!

– Я уже понял. А как он умер?

– А умер он от тропической лихорадки, во время очередной научной экспедиции…

– Только научной?

– Нет, конечно. Но о последнем годе его жизни мало что известно. Отчет о работе экспедиции привез в Россию ученик профессора и его помощник Василий Петрович Миклашевский.

– Так-так, – вставил Леня, которому имя Миклашевского было известно со слов Лолы, а ей, в свою очередь, упоминала это имя старушка Денисова.

– Миклашевский доставил в Географическое общество отчет и письмо с требованием денег на дальнейшие исследования, а также кое-какие бумаги профессора, письмо его жене и детям. Думаю, он же как доверенное лицо привез секретные бумаги для министерства.

– А дальше что было? – Леня погладил Анну по шелковистому плечу. – Что еще тебе известно?

– Дальше началась Первая мировая война. Ни о какой экспедиции не могло быть и речи. Василий Миклашевский остался в России и, очевидно, по-прежнему выполнял кое-какие секретные поручения. Профессору же велели срочно возвращаться, но оказалось, что к тому времени он уже умер. Сам понимаешь, электронной почты не было, письма долго шли… А потом тут все завертелось, в общем, этот Василий Миклашевский эмигрировал за границу, году этак в восемнадцатом… и представляешь, в одном старом журнале я совершенно случайно отыскала его статью о профессоре Ильине-Остроградском! Журнал был очень старый, шестидесятых годов, тогда, знаешь, у нас было модно все африканское…

– Патрис Лумумба, бельгийские колонизаторы…

– Точно! И поскольку профессор Ильин-Остроградский работал в Африке, его имя вспомнили. И даже перепечатали статью из зарубежного журнала, дипломатично не сказав ни слова об авторе статьи. Но это было давно, а сейчас, конечно, информация стала доступнее, так что я выяснила о Миклашевском, что сначала он жил в Париже, причем не бедствовал, как большинство эмигрантов, а жил вполне прилично. Наукой он больше не занимался, и вообще, подробности насчет его работы – это дело темное. Но после Второй мировой войны он перебрался в Австралию.

– Что?! – Маркиз так резко подскочил, что Анна удивленно на него посмотрела. – В Австралию?!

– Да, а почему тебя это так удивляет? Многие эмигранты так делали. Короче, к старости он стал писать мемуары. Кое-что я нашла в Интернете и узнала, что смерть профессора Ильина-Остроградского не давала ему покоя, то есть он чувствовал себя виноватым, что уехал тогда, бросил его одного, хотя и действовал по приказу самого профессора. И только в двадцать четвертом году ему удалось вновь побывать в Африке, в том самом месте, где умер Ильин-Остроградский. И можешь себе представить, что он нашел его могилу и даже жив был еще человек, который служил покойному профессору, и он отдал Миклашевскому дневники профессора и кое-какие его личные вещи. Миклашевский писал, что рад был бы привезти дневники его родственникам, но не имеет такой возможности, сам понимаешь почему.