Дарья Донцова - Фуа-гра из топора

В квартире было, по-видимому, несколько комнат, Лиза видела только гостиную и санузел, куда попросила разрешения зайти, чтобы помыть руки. Черный потолок, розовые стены, никаких люстр, повсюду торшеры или светильники, вделанные в пол из красного дерева. Белый кожаный диван, три кресла ему под стать, на мягкой мебели много подушек, пледов из натуральной норки и шиншиллы. Занавески бархатные, в углу кальян, современная аудиоаппаратура, телевизора нет, повсюду ковры из шелка. Это что касается гостиной.

В ванной утопленная в пол джакузи, невероятное количество полотенец всех размеров, расставлены ароматические свечи и есть открытый бар с разнообразными спиртными напитками. На крючке болтался женский халат, на воротнике которого имелась бирка, а в стакане около мыльницы зубная щетка в нетронутой упаковке. Чего там не было? Самых обычных бытовых вещей: напольных весов, стиральной машины, бачка для грязного белья, тазиков, шкафчика, где хранятся моющие средства.

– Дом свиданий, – выпалил Роберт, – Александр проститутка.

– Угадал, – не стала спорить Елизавета. – Парень красив, как бог, залюбоваться можно, но трусоват. Услышав, что я собираюсь поговорить с ним о Ванде, попытался врать. Дескать, никогда о Комиссаровой не слышал, не видел ее, я не я и лошадь не моя. Потом догадался поинтересоваться: «Почему вы ко мне приехали и задаете глупые вопросы?» Я спокойно ответила: «Ванда Комиссарова покончила с собой, проводится дознание». Ой, что тут с ним случилось!

– В обморок упал? – поморщился Троянов. – Проститутки народ нервный, очень эмоциональный.

– Нет, – усмехнувшись, покачала головой Елизавета, – сознания он не терял. Но зарыдал, кинулся за антидепрессантом, начал пилюли глотать, гомеопатический спрей в рот прыскать. Причитал: «Как теперь я жить буду? Мама умерла!»

– Мама? – повторила я. – Ванда в самом деле его мать?

Лиза оперлась локтями о стол.

– И снова – нет. Комиссарова велела Саше так себя звать – мамочка.

– Вполне в духе бандерши, – отметил Троянов.

Кочергина встала и начала ходить туда-сюда по комнате. Меня раздражало это ее мельтешение, но я проглотила замечание, готовое сорваться с языка, и сосредоточилась на рассказе Лизы.

Саша Кошмаров приехал в Москву из крохотного городка Бинск, чтобы поступить в институт. Парень полагал, что обладает талантом художника и члены приемной комиссии, увидев его гениальные работы, захлопают в ладоши и мигом зачислят юное дарование сразу на последний курс. Что Кошмарову делать на начальных курсах? Он все знает, посещал в родном Бинске школу изобразительных искусств, занимался у местного живописца, который регулярно участвовал в областных выставках. Александр ни на секунду не сомневался в своем успехе. Действительность обидно щелкнула его по носу.

Среди абитуриентов оказалось много амбициозных провинциальных ребят, и все привезли папки с рисунками. Большинство вчерашних выпускников прибыло в институт в сопровождении родителей. Те бегали по коридорам вуза с озабоченными лицами, шуршали какими-то пакетами. И это не считая москвичей. Их предки не суетились, но было понятно: у них все схвачено. Александр был один, ему никто не помогал.

Конечно, Кошмаров срезался на первом же экзамене. Но в Бинск решил не возвращаться. После шумной Москвы вновь очутиться в сонном городке показалось ему невыносимым. И не хотелось слушать издевательские комментарии бывших одноклассников, которым он перед отъездом в столицу пренебрежительно заявил:

– Вы тут на пролетариев выучитесь, будете на заводе тачки для навоза мастерить, а я весь мир со своими выставками объезжу.

Александр позвонил матери, соврал ей, что стал студентом, и крепко призадумался, как ему жить. Ни денег, ни жилья, ни работы нет. Мать, работавшая в Бинске почтальоном, не могла помочь любимому сыну материально, ну разве что пришлет ему изредка с поездом домашние консервы.

Саша растерялся, но вскоре вдруг нашел работу – его, симпатичного и фактурного, взяли натурщиком. Кошмаров стоял или сидел по несколько часов в одной позе, наблюдал за студентами и злился: вот тупые бараны, он бы намного лучше изобразил свое обнаженное тело. Но, в отличие от ребят, стоящих за мольбертами, у него нет богатой родни, способной дать взятку и пропихнуть чадо в вуз. Вот ему и приходится, чтобы не сдохнуть с голоду, мерзнуть голым перед козлами с палитрой.

Жил Александр в Химках – снимал койку у полуслепой бабки, спал со старухой в одной комнате, пользовался ее обшарпанной ванной. Жизнь в Москве оказалась суровой, голодной и совсем не гламурной. Денег не хватало даже на еду, о модной одежде и развлечениях и говорить нечего.