Дарья Донцова - Любовь-морковь и третий лишний

– Через часок искупаемся.

Йоркшириха не сопротивлялась, наверное, она тоже устала от толпы, сейчас, высунув из халата голову, Ириска положила ее мне на руку и засопела. Мои глаза закрылись.., потом распахнулись, наткнулись на будильник – девять утра.

Меня подбросило над кроватью, около подушки лежал халат.

– Ириска, – зашептала я, – ты где? Ириска.

Йоркшириха не отзывалась. Очень осторожно, на цыпочках, я начала обход квартиры. Но ни на кухне, ни в гостиной, ни в детских Ириски не было, к моему ужасу, она обнаружилась в супружеской постели молодых. Щедро смазанное маслом тельце лежало прямо на голове у Юлечки.

Я попятилась в коридор, затем, забыв умыться и не попив кофе, рванула к себе. Надо как можно скорей удирать прочь. Юля, наверное, еще не простила мне историю с чумой, а тут новая фишка, представляю, какие звуки станет издавать жена Сережки, когда, проснувшись, поймет, что ее волосы испачканы репейным маслом, а постельные принадлежности безнадежно испорчены!

У одних людей несчастливыми бывают понедельники, другие не любят пятницы, третьи опасаются тринадцатого числа, но лично меня неудачи настигают в любое время.

Вот и сегодня с утра все пошло наперекосяк. Для начала «Жигули» не пожелали завестись. Я покрутила ключом в зажигании, потом открыла капот, бесцельно осмотрела кучу непонятных частей, опустила его, попинала ногой колеса, снова села за руль и, поняв, что сделала все возможное для реанимации коняшки, взяла сумочку и потопала к метро.

Не успели ноги ступить на платформу, как мне стало понятно: что-то тут не так. Конечно, около десяти часов утра в подземке не бывает пусто, но столько людей лично я видела впервые. Плотная толпища мерно колыхалась и гудела, я глянула на табло и удивилась еще больше – поезда не было двенадцать минут.

– Граждане пассажиры, – закричали из динамиков, – по техническим причинам поезда следуют с большими интервалами, пользуйтесь услугами наземного транспорта!

И тут подкатил состав, люди с воплем начали ломиться в вагоны, я, испугавшись давки, плюхнулась на одну из лавочек на платформе и решила подождать другой поезд. Сидеть на платформе пришлось больше часа, но потом голубые вагоны стали мелькать с нормальной скоростью, и мне в конце концов удалось стартовать в «Лео».

Бабы Лены на месте не оказалось, на столе лежал глянцевый журнал, а сверху громоздились очки. Обрадовавшись, что мне не придется тратить время на пустые разговоры, я быстро дошла до гримерки Щепкиной и постучала в дверь.

– Войдите, – донеслось изнутри.

Я сунула голову внутрь, увидела стареющую кокетку и воскликнула:

– Ой, а где Софья Сергеевна!

– Ты меня не узнала? – скривилась Щепкина.

– Ой, как вы помолодели, – заявила я, – просто девочкой стали, не…

Продолжение фразы застряло в горле. Молчи, Лампа, молчи, похоже, ты, дорогая, в последнее время говоришь и делаешь сплошные глупости. Сейчас Щепкина в возмущении закричит:

– Что значит «просто девочкой стали»? По-твоему, я гляделась раньше старухой?!

Но Софья Сергеевна довольно усмехнулась:

– Да уж! Восхитительный эффект! Не зря столько денег за массаж отдала! Ты, душенька, кажется, новая гримерша?

– Да, да, – обрадованно закивала я, – именно так.

Хотя не понимаю, зачем вас гримировать, вроде сегодня вы Джульетту играете, так к чему макияж? Юное лицо не следует портить.

Софья Сергеевна расплылась в улыбке.

– Ты путаешь, мы даем «Макбет».

– Тогда конечно, – закивала я, – хоть и неохота вашу красоту замазывать. И вообще, ну куда смотрел режиссер? Разве можно молодой женщине роль пожилой героини давать?

Щепкина вытащила сигареты.

– Садись и отдохни. Кстати, знаешь…

Так славно начавшуюся беседу прервал стук.

– Ну кто там? – недовольно крикнула Щепкина.

Дверь распахнулась, впустив Батурина, за ним маячила еще одна высокая мужская фигура, но я не успела разглядеть лица второго человека. Дым от сигареты Щепкиной попал мне в глаза, и я стала тереть их кулаком.

– Сонечка, ангел мой, познакомься, – зачирикал Юлий.

– Это кто? – вдруг перебил его страшно знакомый голос.

– Где?

– Рядом со Щепкиной!

Я отвела руки от лица и замерла, лишившись дара речи.

– Новая гримерша, – недовольно сказал Юлий, – прогульщица! Явилась, голуба! Ну-ка, иди в мой кабинет, пьяница.

– Не знал, что она еще и пьет, – протянул спутник Батурина, – думал, что только глупостями занимается.